Последние отзывы

  92  

Дружинник больше не скрывал веселья, издевался вовсю:

– Ради блажи какой-то бабы ты готов пойти наперекор своей вере и утопить руки в крови? Может, заодно и задницу ей полижешь, а? Вдруг от этого ещё счастливее станет?

Ултен отбросил и ковшик с водой, и лепёшку. Ладони сжались в кулаки, лицо стало мертвенно-бледным, но не от страха – от ярости.

– Это вы, язычники, разорители величайшей культуры, коя когда-либо была на этой грешной земле! Это ваш Орвар Одд сжёг монастырь со всеми моими братьями в отмщение за смерть только одного своего друга. Но милосердный Господь отвёл от меня смерть в те злосчастные дни и вдохновил на подвиг во имя веры…

– Ах! Ну, так бы и сказал! А то госпожа, госпожа! Нашел кем прикрываться! Бабой! – расхохотался словен. – Так чем же ты, Ултен, отличаешься от нас, нехристей? Может, то было испытание, ниспосланное тебе твоим распятым богом? Сколько лет прошло, а ты всё это время помнил, знал, готовился, наслаждался мгновениями собственной будущей мести обидчику! Ты обвиняешь князя Олега во лжи, а сам-то? Не честней ли было вызвать его на поединок, на дрынах али на кулаках… Он не отказал бы тебе в такой любезности. Но ты трус, монах! Ибо знал, что Олег убьёт тебя раньше, чем притронешься к ножу или дубине. И ты решил уничтожить дело его жизни?!

– Было бы слишком просто для Олега умереть от кинжала или яда. Таких, как он, надо оставлять в одиночестве, полном одиночестве. Но меня спас всемогущий Господь, а кто спасёт его? Этот одноглазый старик-пьяница, который даже не закусывает? Я бы даже умолял Полата на коленях пощадить самого Олега! Но пусть он знает, что если бы не его гордыня, то и сестра Едвинда, и брат Гудмунд, и зять Рюрик, и дети его – все они были бы живы! – одержимо выговаривал кульдей. – Жаль, что и ты, преданный по-собачьи своему господину, издохнешь, словно пёс, в этом лесу, на гнилой хвое, если только Полат не отдаст тебя вепсам на растерзание. Милое дело, когда язычники режут язычников. Тогда и торжествует истинная вера. Мир становится чище и от грешных людей, и от ложных богов, имя коим бесы.

– Это в тебе бесы, Ултен! – проговорил Розмич насмешливо. – Может, твой Христос и точно страдал, и умирал в муках, но ты упоён своими муками и, как те ромеи, что распяли твоего бога, делаешь мир злее, темнее.

– Это я-то упоён? – прошипел кульдей. – Я страдаю, Розмич! Каждый мой день проходит в страдании! Но я должен! Обязан! Господь велит убеждать словом, да с вами словом не получается. И никогда не получится, потому что дикари! А раз так, то щадить вас незачем! Хороший пастух убивает больную овцу, чтобы уберечь от болезни стадо. Плачет, но убивает! Я тот же пастух!

– Дурак ты, – злорадно протянул Розмич и кинулся на кульдея.

Тот не ожидал, отстраниться не успел. Железные пальцы алодьского дружинника сдавили горло, сознание скотта начало меркнуть. Ещё мгновенье – и всё, свернёт шею.

Но белозёрцы оказались слишком проворны – заметили, подскочили. На голову Розмича опустилось увесистое полено. Прежде чем снова провалиться в пустоту, услышал забористую брань, почувствовал, как кто-то отдирает пальцы от монашьего горла. Не успел…

Подняться Ултен не мог. Стоял на карачках рядом с обмякшим телом пленного, хрипел. По щекам неудержимым потоком лились слёзы. Вокруг суетились белозёрские вояки. Кричали, бранились. Рядом лежал треснувший деревянный ковшик и злосчастная лепёшка – хлеб втоптали в грязь.

Ултен разевал рот, пытался глотнуть холодного воздуха, но всякий раз тщетно. Лёгкие жгло огнём.

«Я не убийца! – мысленно кричал он. – Я пастух!»

А лёгкие по-прежнему жгло. Судорога, сковавшая горло, не отпускала.

Кульдей бессильно завалился на землю, лицо стало красней переспелой малины, глаза едва не вываливались из орбит.

– Что с Ултеном? – громогласно спросил кто-то.

Ответа кульдей не расслышал. Собственный ли ужас заморозил горло или ненависть словена… уже неважно. Важно другое – не успевал он объяснить Розмичу самого главного!

Господь не осудит раба своего, Господь знает: монах действовал не только из мести. Он хотел помочь. И любимой госпоже Ольвор, и всему варварскому роду славян. Изгнать Одда. А куда – в Иной мир или другие земли – неважно.

Одд Стрелок должен уйти! Иначе словенское племя ещё долго не сумеет вырваться из тьмы бесовской веры. Яростный язычник, этот правитель не допустит послабления «поганьских идолов», а покуда они сильны, не узнать словенам благодати Истинного Бога, не услышать Его гласа.

  92