Лёгкий, ненавязчивый романчик 
65 
Милята на пару лет старше самого Розмича. Он в Олеговом воинстве самый спокойный.
Однажды, на Осенинах, к Миляте пьяный селянин пристал. Мужичок подраться хотел, доказать, что простой человек ни в чём княжеским воинам не уступает. Да только ноги у задиры заплетались больше, чем язык, и дружинник отказался.
Он не вышел на драку даже после того, как пьяница начал хохотать и поносить срамными словами не только Миляту, но и его родню. А когда мужичок попытался наскочить и ударить – просто отодвинул в сторону. Через два дня селянин явился к дружинному дому и перед всем воинством у Миляты прощенья просил, слезами умывался.
Губай – вообще добряк. Или лентяй – тут кто как думает. Этот не то что кулак, мизинец лишний раз не поднимет! Ему охотнее всего поручают отроков, ибо там, где другой осерчает и за хворостину схватится, этот даже не прикрикнет.
Нет, не могли дружинники «набедить». Скорей уж море целиком на берег выползет, чем эта троица смертельное неуважение выкажет! Тем более Жедану – попутчику, с которым один хлеб ели! Или князю – родичу самого Олега.
– Не веришь, – усмехнулся Полат горько.
– Не верю, – подтвердил Розмич. – Это ошибка. Или навет.
При последних словах открыто глянул на Дербыша. Воевода старательно хмурился, но лицедей из него оказался до того неважнецкий, что даже неискушенный во лжи Розмич поморщился.
– Навет, говоришь… – скривился князь. – Что ж, давай расспросим очевидца. Дербыш, позови Жедана. И племянница его пусть войдёт.
В боковую дверь, в которую при прошлой встрече входил князь, ввалился Жедан. Всклокоченный, с красным, будто спелая свёкла, лицом.
Увидав Розмича и Ловчана, купец потупился и наотрез отказался подойти ближе.
Следом появилась Затея. Девица не сдерживала слёз, всхлипывала и утирала нос рукавом. Судя по тому, как распухли глаза, плакала купеческая племянница не один час.
Полат не дал опомниться, спросил:
– Узнаёшь?
– Узнаю, – отозвался Розмич.
Князь перевёл взгляд на купца, сказал гораздо мягче:
– Жедан, расскажи, как дело было. И не бойся. Обидеть тебя никто не посмеет.
Купец покраснел ещё гуще, хоть это казалось невозможным, стал багровее багряного. Когда заговорил, в голосе и следа привычного добродушия не было. Слова получались рваными от распирающих грудь рыданий.
– Всё случилось ночью. Мы уже спать легли, двери на засовы позакрывали, лучины погасили. И вдруг слышу – стучат. Не просто так, а настойчиво, едва двери не сшибают. Я решил – беда какая стряслась, побежал открывать. Ну и свояк, Златан, со мной.
К двери подошли, а Златан возьми да спроси: кто пришёл? Ему отвечают невпопад, а я слышу – голоса-то знакомые. Вихрушу с Милятом признал. Отворили, значит… А как своим, с которыми от самой Алоди прошли, не открыть?
И тут они ка-ак набросились! Златана Вихруша за грудки схватил, к стенке прижал. Меня Губай – хвать за волосы, а к горлу нож подставляет. Рты открывают, что-то говорят, а по сеням винный дух так и разносится, так и смердит! И глаза у всех бешеные, будто вино то мухоморами закусывали! – На последних словах купец не удержался: всхлипнул и прикрыл глаза ладонью. Затея завыла.
Видя такое дело, Розмич, не раздумывая, шагнул к ней. Но девица отскочила, как от чумного, заголосила громче.
– Стой где стоишь! – рявкнул Дербыш, загородил девушку собой.
Розмич действительно отступил, мысленно проклиная и себя, и воеводу.
А Жедан, чуть отдышавшись, продолжил:
– Так вот… Губай ножичек мне к горлу приставил, а сам в ухо шипит: «Мы, значится, за племянницей твоей пришли. Отдавай по-хорошему или умыкнём по-плохому!» А я в ответ: «Да как же так? Что ж вы, гады, творите! Розмич о вашем самоуправстве узнает, всех в капусту порубит!» И только сказал, как в дверях сам… Розмич и появился. И этот, – купец кивнул на застывшего с выпученными глазами Ловчана, – с ним.
И говорит: «Девка моя по праву. Я её из бьярмских лап вытащил! И вообще! Я её для себя спасал, а кабы знал, что ты, Жедан, такой сволочью окажешься, и пальцем бы не шевельнул! Так что верни долг и разойдёмся с миром!»
А я отвечаю: «Как же так? Розмич, ты чего? Неужто совести в тебе нет? Неужто девку обесчестишь?» А он только усмехнулся…
– Брешешь, купец! – не выдержал Розмич. – Не было такого!
– Тихо! – возопил Полат.
– Княже, так ведь врёт он!
Полат лязгнул зубами, пробасил:
– После скажешь. Жедан, продолжай. Что дальше было?
65 
