39 
В голове то и дело всплывали слова белозёрского воеводы, обозвавшего накануне «оборванцем». Розмич беспрерывно проверял и поправлял одежду.
Выглядел он вполне сносно: отроки отстирали походную грязь с рубахи и портов, до блеска начистили сапоги. Всё, что было порвано, – зашили. Хотя в действительности красила дружинника не одежда и даже не прилаженный к поясу меч.
Какая девка устоит против широченных плеч? Против рук, способных сжимать сильней, чем тиски? Против воинской стати? И глаз, что так похожи на грозовое небо? Это понимали все, кроме Розмича.
Даже князь Полат присвистнул, увидав алодьского дружинника.
– Ну, за такого просить не стыдно! – с улыбкой сказал он.
Уже собрались идти, как из княжеского терема выпрыгнула холопка с рушниками. Старательно повязала расшитое полотенце самому Полату, Ловчану, который тоже в сваты навязался, и Розмичу. Пара бояр, остальные воины Алоди и Птах довольствовались только улыбкой.
– В добрый путь! – сказал кто-то, и мужчины шагнули к воротам.
…День выдался солнечным, Даждьбог ласково гладил верхушки могучих деревьев, словно всадник – гриву любимого скакуна. Но северный ветер дарил прохладу. Вскоре он станет частым гостем в этих землях, окончательно прогонит тепло. Кудрявые клёны оденутся в драгоценный пурпур, стройные берёзы и горемычные осины пожелтеют, а потом и вовсе растеряют платья. Только горделивые ели сохранят зелёный наряд – единственное напоминание о лете и о вечности. Но и он исчезнет под покрывалом неминуемых снегов. А пока этого не произошло – нужно спешить. Жить!
Город уже забыл о вчерашнем переполохе, погрузился в обычные заботы. Где-то стучали топоры, где-то деловито кудахтали куры, верещали неугомонные дети. У колодца громко сплетничали бабы, одаривая прохожих внимательными взглядами. Изредка все звуки города заглушал многоголосый лай – собачья свадьба. Со двора Хавроньи привычно пахло сдобами, а от забора Стрежена, как всегда, смердело нечистотами.
Всё изменилось, когда княжий двор распахнул ворота и взглядам горожан предстала удивительная картина.
Полат в красной рубахе и с белым рушником, повязанным через плечо. За ним двое незнакомых воинов, примечательных не белыми рушниками, а мордами: как ни глянь – сущие разбойники. Следом двое белозёрских бояр и знатный дружинник Птах. А в хвосте ещё четыре «тати».
Вопреки обыкновению, князь был пеш. Он сделал несколько шагов, сапоги тут же утопли в пыли.
– Сваты, – благоговейно выдохнула одна из хозяек. И город взорвался визгами.
Бабы у колодца побросали вёдра, отпрыгнули с дороги. Старики и старухи послезали с печей, высыпали на улицу. За ними, едва не сбивая с ног, примчались дети. Мужики тоже проявили любопытство – ещё бы, такое событие!
Когда приблизились к дому Жедана, в хвосте собралось всё Белозеро. Даже в ворота стучать не пришлось, и без того услыхали.
Приворотник, кланяясь, проводил сватов до крыльца. Горожане ввалились на двор следом, но остановились в почтительном отдалении.
Розмич, до сей поры не осознававший, что творится вокруг, покрылся холодным потом. И перед самым жутким врагом подобного страха не испытывал. Хотел утереть лоб, да не успел – на пороге появился хозяин. Мир пошатнулся.
В лице Жедана не было привычного веселья – щеки осунулись, глаза погасли, веки припухли. Розмич запоздало вспомнил: вчера на пристани недосчитались отца Затеи. Стало быть, не отлучился. Умер. Вот и просватал синеглазку…
И всё-таки Жедан спросил:
– С чем пожаловали, люди добрые? – На последних словах запнулся. Назвать светлого князя просто «людью» язык не поворачивался, хоть и в обряде.
– У вас товар, у нас купец! – выпалил Полат весело.
Несмотря на горести, Жедан рассмеялся. Толпа, да и сами сваты тоже в стороне не остались. Детский голосок даже подсказал:
– Не! Это дядька Жедан купец! А у вас воин!
Горластого мальца тут же заткнули.
– Что ж… проходите, – поклонился Жедан. – Поторгуемся. Авось сговоримся.
Под ликующие крики горожан сваты поднялись на крыльцо. Дверца захлопнулась, оградив от любопытных взглядов и восторженных визгов.
Покидать купеческий двор никто не собирался. Всё-таки не каждый день князь самолично сватом идёт, нужно дождаться, чем дело кончится. Тут же начались споры и пересуды. Кто-то охал, сетуя, что такая девка в чужой край уедет, кто-то, наоборот, радовался. Белозёрские невесты по большей части дулись.
39 
