49 
Мама (выключая звук телевизора): Миа, я слышала, что твоя бабушка ставит некий мюзикл о твоей прародительнице Розагунде и ты играешь главную роль, это правда?
Я: Ну да, вроде того.
Мама: В жизни не слышала ничего более нелепого. Она разве не понимает, что ты едва не завалила геометрию? У тебя нет времени играть в каких-то спектаклях. Тебе нужно сосредоточиться на учебе. У тебя и так достаточно внеклассной работы — президентство, уроки принцессы, а теперь еще и эта пьеса. О чем она только думала?
Я: Мюзикл.
Мама: Что?
Я: Это не пьеса, а мюзикл,
Мама: Мне все равно, что это. Завтра я позвоню твоему отцу и скажу, чтобы он заставил ее прекратить это дело.
Я была в полном шоке, потому что если мама так сделает, бабушка завтра же проболтается Амбер Чизман про деньги, и тогда мне конец. Она меня задушит локтем, Но маме я не могла этого сказать, поэтому пришлось соврать. Снова.
Я: Нет! Не делай этого! Ну пожалуйста, мама! Я… мне это очень нравится.
Мама: Что?
Я: Пьеса. То есть я хотела сказать, мюзикл. Я правда хочу в нем участвовать. Театр — это моя жизнь.
Мама: Миа, ты нормально себя чувствуешь?
Я: Отлично! Только не звони папе, хорошо? Он сейчас очень занят — парламент и все такое. Давай не будем его беспокоить. Мне правда нравится бабушкина пьеса. Она интересная, и, кроме того, это… это прекрасная возможность расширить горизонты.
Мама: Ну... право, не знаю...
Я: Ну пожалуйста, мамочка! Клянусь, я не съеду по геометрии!
Мама: Ну хорошо. Но если ты принесешь хотя бы одну тройку по контрольной, я тут же позвоню в Дженовию.
Я: Ой, мама, спасибо! Не волнуйся, я не принесу тройку.
Потом я ушла к себе и стала дышать в бумажный пакет, потому что, кажется, у меня гипервентиляция.
6 марта, суббота, 14.00,
Большой бальный зал в «Плазе»
Да, похоже, играть на сцене немного труднее, чем мне представлялось. Я имею в виду строчки, которые я недавно написала, что, мол, я знаю, почему так много людей хотят стать актерами — потому что это легкий способ заработать много денег...
Может, это и правда, но оказывается, что играть не так уж легко. Нужно помнить очень много всякой всячины.
Например, мизансцены. Это когда режиссер определяет, куда актеру двигаться, когда он произносит свои слова. И как быстро. И в какую сторону.
Во всяком случае, если режиссер — бабушка.
Она, конечно, не режиссер, по крайней мере, она постоянно это твердит. На самом деле эту пьесу, то есть мюзикл, режиссирует сеньор Эдуарде, который стоит в углу, прислонившись к стене и закрывшись до самого подбородка пледом.
Но поскольку он едва в состоянии простоять столько времени, сколько звучит фраза «И такая-то сцена», бабушка великодушно выступает вперед и принимает руководство на себя.
Я не хочу сказать, что она не задумала это с самого начала, но если и задумала, она ни за что в этом не признается.
Как бы то ни было, кроме всех своих слов, нам нужно еще помнить мизансцену.
Кроме мизансцен есть еще хореография — это танцы, которые мы исполняем, пока поем песни.
Для этого дела бабушка наняла профессионального хореографа. Ее зовут Физер. Кажется, она очень знаменитая, была хореографом нескольких бродвейских хитов. А еще ей, наверное, очень нужны деньги, раз она согласилась ставить такую ерунду, как наша «Коса!». Но неважно.
Физер вовсе не похожа на хореографов, которых я видела в разных фильмах с танцами. Она совсем не пользуется косметикой, говорит, что ее трико сделано из конопли, и все время просит нас найти наши внутренние центры и сконцентрироваться на энергии ци.
Когда Физер говорит такие вещи, у бабушки делается недовольный вид, но я знаю, что она не станет кричать на Физер, потому что если Физер взорвется (что с танцорами вроде бы случается) и уволится, бабушке будет очень трудно найти другого хореографа за такой короткий срок.
Но Физер еще ничего по сравнению с нашим репетитором по вокалу, мадам Пуссен, которая обычно работает с оперными певцами в «Метрополитен» . Она заставляет нас стоять и делать вокальные упражнения — заниматься вокалистикой, как она это называет. Например, в ходе этих упражнений мы поем разные слоги и слова: май, ма, мо, моо ооо ооо ооо — и так снова и снова, с каждым разом все выше и выше, пока «не почувствуем покалывание в переносице», как она говорит.
49 
