Последние отзывы

  180  

Опохмелиться Михаилу Капитоновичу не дали, вместо этого его поместили с конвоиром в купе скорого поезда Дайрен-Харбин.

Михаил Капитонович смотрел в окно. «Какое сегодня число? – спокойно, будто с ним ничего не произошло, подумал он и сам себе ответил: – Восьмое мая! А какое было вчера? – Его мысли текли так же ровно и спокойно, каким ровным и спокойным было лицо сидевшего напротив конвоира. – Вчера было седьмое! А что было вчера в это время?..» За окном был ровный и спокойный вечер. «…В девять с копеечками!.. Если так, то вчера в это время, в девять с копеечками, я был на причале с леди Энн». Но об этом ему вспоминать не хотелось, потому что леди Энн уже была чужая. Его мысли текли медленно и ровно, мешало только страстное желание опохмелиться. Он посмотрел на руки, на них впереди были застёгнутые браслеты: «Вот это они промахнулись, надо было застёгивать за спиною, сзади!» Он наклонился к конвоиру, как будто с вопросом, конвоир наклонился к нему, и Сорокин ударил его снизу вверх в нос. Глаза конвоира сошлись у переносицы, и он обмяк. Сорокин стал рыться в его карманах и, конечно, нашёл ключик от браслетов и немного денег. «Фацай!» – подумал он, вышел из купе и пошёл наугад. Его выбор оказался верным, и через два вагона он вошёл в вагон-ресторан. Он забыл это сделать раньше, но, как только сел за столик, стал смотреть по своим карманам и нашёл портмоне, открыл его и обнаружил много денег, много маньчжурских даянов, с которыми он позавчера сел в поезд с Элеонорой, и ещё английские фунты. Он пересчитал фунты – их было пятьсот, с портретом королевы Виктории. Он сразу понял, что их положила ему Элеонора, и подумал, что это она таким образом рассчиталась с ним за прожитое вместе. Он хмыкнул. Подошёл официант, тот же самый, позапозавчерашний, и принёс не заказанный Сорокиным графин водки и селёдочно-картофельный салат. Они молча посмотрели друг на друга. У Сорокина взмыло желание отдать официанту за такую предупредительность все деньги, которые были в его портмоне, но он вовремя одумался.

– Благодарю!

– Не за что!

Он стал пить водку, в голову полезли одно воспоминание за другим, но он перед ними последовательно захлопывал двери: «Незачем! Вы откуда? Пошли вон!» Он пил рюмку за рюмкой, смотрел в одну точку, где-то далеко, но близко в этой точке в полный рост стояла Элеонора, она была странно одета: в длинное простое белое платье с воротничком под горлышко с большими, громадными рукавами, и она махала ими, намахивая на Михаила Капитоновича воспоминания, а он только и делал, что захлопывал перед ними двери. В его голове всё это время пульсировала фраза, происхождение которой он не мог вспомнить: «А счастье было так возможно!» Он не заметил, как до капли выпил водку и до крошки хлеба, которым вылизывал тарелку, съел салат.

– Вам, наверное, пора! – тихо сказал ему официант и получил богатый расчёт.

«Чёрт, откуда он знает? – подумал Михаил Капитонович, когда подошёл к своему купе. – Наверное, видел, как меня конвоировали!»

Когда он вошёл в тёмное купе, конвоир ещё только начинал шевелиться. Сорокин накинул на себя браслеты и уселся на место. Конвоир застонал и открыл глаза. Минуту он ничего не мог понять, только размазывал по лицу уже подсохшую кровь, потом что-то понял и забился в угол. Сорокин привалился к стенке и уснул.

Утром конвоир отомстил, он разбудил Сорокина, ударив его в нос, и даже подлез вытащить портмоне, но Сорокин глянул на него так, что тот попятился и сел. Однако он всё же отомстил, ударил в спину так, что Сорокин свалился с подножки вагона и сильно расшиб колени и ладони об асфальт харбинского перрона.

В кабинете перед ним сидели Номура, Ма Кэпин и Хамасов.

«Две макаки и хам!» – подумал про них Михаил Капитонович.

– Как вы так смогри нариза́ться, чтобы не помнить, что убири черовека? – Номура вместо «л» говорил «р».

– Господин Номура! – Сорокину хотелось сказать «Номула», но он решил не дерзить. – Это не ваше дело! – всё-таки надерзил он. – Я не помню, чтобы я кого-то убивал. В публичный дом я пришёл пьяный, там выпил ещё, а дальше ничего не помню…

  180