Элоиз возвращается с аккуратно упакованным бюстгальтером. Я отношу его Ребекке.
— Можешь переодеть белье, — говорю я. — Мы его покупаем.
— Ма… — говорит дочь, выглядывая поверх вращающихся дверей в стойло. — Ты забыла?
— Ой!
Я роюсь в сумке в поисках еще одной прокладки. Мусорного ведра нигде не видно. Я наклоняюсь к Ребекке.
— Просто зарой ее в сено или спрячь под что-нибудь.
Ребекка устраивает для нас с Элоиз показ мод. Мы, скрестив ноги, сидим на бочке с бельем, когда из примерочной выходит Ребекка в желтом джемпере.
— Какая прелесть, милая! — восклицает Элоиз.
Ребекка выглядит изумительно. Она убрала волосы с лица и заплела их в косу, которая лежит поверх круглого отложного воротника полосатой рубашки в тон джемперу. Ребекка босиком. Она кружится, и ее юбка взлетает вверх.
— Дайте-ка угадаю, — указывает Элоиз на ноги Ребекки, — тридцать шестой?
Она шаркает в другой угол, туда, где с балок свисает каноэ фирмы «Олд Таун».
Ребекка останавливается на шести парах шорт, восьми футболках, паре джинсов, белых укороченных штанах, толстых гетрах, черных туфлях, белых туфлях, белье и прочих мелочах, халате с плюшевыми мишками, хлопчатобумажном свитере, синем в горох бикини и двух заколках-пряжках для волос из шелковых лент рисового плетения.
— Поверить не могу! — удивляется она, выходя из примерочной и глядя на гору одежды, которую аккуратно сложила Элоиз. — Это обойдется в целое состояние.
Сомневаюсь: я не переставала мысленно все подсчитывать, поэтому не думаю, что мы превысили сумму в пятьдесят долларов.
— Что ж, сегодня у тебя день рождения. Радуйся.
— Ну-с, — говорит Элоиз, когда Ребекка бросается меня обнимать. — А вы что берете?
— Не стоит беспокоиться. — Я нервно скрещиваю ноги, потом снова поджимаю их.
— Я не позволю тебе путешествовать со мной в таком виде! — заявляет Ребекка. — Только не сейчас, когда я так сногсшибательно выгляжу.
— Что ж, я бы купила что-нибудь из белья, — признаюсь я.
Я сижу на бочке с буквой «М», поэтому спрыгиваю с нее, поднимаю крышку и вытаскиваю несколько трусиков. Потом достаю стринги с леопардовым рисунком.
— Ой, мама, это твое! Ты должна купить их!
— Не думаю.
Стринги мне нравятся, как всегда нравились кружевные пояса и шелковые чулки. Теоретически они мне нравятся, но я понятия не имею, как их носить, поэтому не колеблюсь ни секунды.
Ребекка на пару с Элоиз просматривает вешалки, выбирает хлопчатобумажный сарафан, шорты цвета хаки и шелковую безрукавку. Найти более сочетающиеся вещи, как я уже сказала, проблематично: мой размер пользуется спросом.
— На самом деле мы не должны ничего мне покупать.
— Давай раздевайся, — велит Ребекка, указывая на коровьи стойла. Я вхожу туда и сбрасываю кроссовки. Сено застревает у меня между пальцев и покалывает. Внутрь заглядывает Элоиз, и я смущенно прикрываю руками грудь.
Элоиз бросает на пол две обувные коробки: кожаные женские сандалии и черные туфли на каблуках. И те и другие 37-го размера. Как она узнала?
Прежде чем что-то примерить, я смотрю на цену каждой вещи — привычка одеваться в дорогих калифорнийских бутиках, которая сейчас совершенно бессмысленна: здесь нет ничего дороже пяти долларов. Первое платье, которое я примеряю, слишком тесное в груди. Я разочарованно бросаю его на солому. Почему-то я надеялась, что все будет смотреться на мне так же идеально, как на Ребекке.
Следующим я примеряю хлопчатобумажный джемпер такого же фасона, как у Ребекки, только красный с синими и розовыми цветами, а к нему белую льняную блузку с пуговицами вдоль спины и вышитыми цветами на воротнике и рукавах. Потом надеваю сандалии, которые принесла Элоиз, и выхожу из примерочной. Ребекка хлопает в ладоши.
— Тебе правда нравится?
Здесь нет ни одного зеркала, поэтому приходится полагаться на мнение дочери.
Последним я меряю облегающее платье на бретелях и под него надеваю каблуки. Для этого наряда мне даже зеркало не нужно. По тому, как платье облипает тело, я понимаю, что сидит оно плохо. Могу себе представить это доселе скрытое одеждой зрелище — выпирающие бедра и живот! Это платье для Ребекки, не для меня.
— Хочешь посмеяться? — спрашиваю я Ребекку.
Она спрыгивает с бочки с бельем и заходит в примерочную, оставляя дверь открытой.
— Кто бы поверил? Моя мама — клёвая телка!
— Еще скажи, что не видно моих бедер и задницы. И что живот не выпирает.