Джоелен продолжает разглагольствовать об Эдвине. Я перебиваю ее:
— Ты единственная из моих девушек, которая выходит замуж.
Она смотрит на меня с искренним изумлением.
— А у тебя были другие девушки?
Несмотря на то что нам еще не подали горячее, я прошу принести чек. Я угощаю — это мой свадебный подарок, ведь обычно каждый платит за себя. Кажется, она совершенно не замечает, что лапшу и телятину со стручками гороха еще не принесли, но, с другой стороны, она вообще мало что съела.
— И не нужно отвозить меня домой, — говорю я, чувствуя, как краснею. — Я вызову Джоли или Хадли.
Насколько я успел заметить, официант — горбун, и, так как чувствую себя неловко, достаю из кошелька еще пару долларов. Вместе с чеком он приносит ананасы на шпажках и печенье с предсказанием. Джоелен смотрит на меня, и я понимаю, что она ждет, когда я разломлю печенье.
— Ты первая, — говорю я.
Словно ребенок, она ныряет пальцем в лужицу из ананасового сока и ногтем, как стамеской, разламывает печенье.
— «В твоей улыбке великая красота и удача», — читает она, довольная предсказанием. — А у тебя что?
Я разламываю печенье.
— «Куда ни поверни — везде найдешь успех», — читаю я, беззастенчиво перевирая написанное. На самом деле в предсказании говорится какая-то ерунда о гостях издалека.
Когда мы выходим из ресторана, Джоелен берет меня за руку.
— Эдвину повезло, — говорю я.
— Я зову его Эдди. — И после паузы: — Ты действительно так думаешь?
Она настаивает на том, чтобы отвезти меня в Стоу, говорит, что, возможно, это наша последняя встреча с ней в роли незамужней женщины. Я не возражаю. Где-то на полпути, в Мейнарде, она останавливается у церкви — у старой новоанглийской церкви, обшитой белыми досками, с колоннами и колокольней. Джоелен разваливается на своем сиденье и открывает люк в крыше автомобиля.
У меня такое чувство, что нужно бежать. Я беспокойно ерзаю на сиденье, открываю бардачок и роюсь в нем. Карта Мэна, губная помада, две линейки, шинный компрессор, три презерватива.
— Почему мы остановились?
— Боже, Сэм, я все время за рулем. Неужели я не могу немного отдохнуть?
— Может быть, я сяду за руль? Вылезай, садись на место пассажира, а я поведу. Тебе еще назад возвращаться.
Рука Джоелен, словно краб, шарит по приборной доске и опускается мне на бедро.
— А я никуда не спешу. — Она картинно потягивается — ее грудная клетка поднимается, а грудь выпирает из-под блузки.
— Послушай, я не могу.
— Чего не можешь? — удивляется Джоелен. — Не понимаю, чем таким мы занимаемся.
Она тянется ко мне, чтобы ослабить галстук и расстегнуть мою рубашку. Стягивая галстук через застегнутый ворот, она, словно веревкой, обматывает им свои руки, продевает в полученное кольцо мою голову и оставляет сцепленные руки на затылке. Потом притягивает меня к себе и целует.
Она божественно целуется.
— Ты же обручена, — говорю я.
Потом мои губы встречаются с ее губами, словно эхо прижимающимися к моим.
— Но я же не замужем.
С удивительной сноровкой она перебрасывает ногу через ручку переключения скоростей, поворачивается и усаживается мне на колени.
Мне кажется, что я начинаю терять контроль. Я старюсь к ней не прикасаться. Я цепляюсь за послушные крепления ремня безопасности, но она берет мои руки и кладет их себе на грудь.
— Что тебя, Сэм, останавливает? Это же я.
«Что тебя останавливает?» Ее слова повисают в воздухе. Наверное, моральные принципы. Идиотизм? В моих ушах шумит, шумит все сильнее, когда она трется об меня. Ее рука соскальзывает вниз на мои штаны, я чувствую ее ногти.
Шум в ушах и «что тебя останавливает»? В голове продолжает гудеть, и в какой-то момент я понимаю, что за происходящее не отвечаю, не отвечаю за свои руки, рвущие на ней одежду. Я чувствую вкус кожи на ее сосках, а она прижимается все крепче… Помнишь, малышка, как мы валялись на этом поле в свои пятнадцать, а перед нами, как сокровищница, — вся жизнь; и любовь нашептывала тебе в девичье ушко? Помнишь, как легко было клясться навсегда?
Когда все заканчивается, ее волосы падают на плечи, а наша одежда валяется на переднем сиденье. Она протягивает мне свои трусики, чтобы я вытерся, и улыбается, чуть приоткрыв глаза, когда вновь забирается на водительское место.
— Приятно было повидаться, Сэм, — говорит она, хотя мы еще не доехали до моего дома километров десять.
Джоелен надевает блузку, но бюстгальтер оставляет на заднем сиденье на учебниках и собирается вести машину голышом ниже пояса. Она говорит, что все равно никто, кроме меня, ничего не увидит, а потом просит подстелить мою валяющуюся на полу футболку себе под зад, чтобы не намочить красные вельветовые сиденья.