139 
Эти глаза… Боже мой!
— Я думаю, — нерешительно говорю я, — мне кажется, что я тебя люблю.
Сэм не сводит с меня глаз.
— Я беру выходной.
— Тебе нельзя. Нужно управлять садом.
— Я заметил, что когда ты рядом — целуешься или ругаешься, неважно, — мне на все наплевать.
— Начнутся разговоры. Дойдет до Ребекки.
— Она все равно узнает. Она умная девочка. Кроме того, я заслужил отдых. Для этого у меня и работает Хадли. Зачем брать заместителя, если никогда не покидаешь свой пост? — Он наклоняется и целует меня в лоб. — Я скажу им, что мы возвращаемся в постель.
— Сэм! — восклицаю я, но, к своему удивлению, ничуть не огорчаюсь. Хочу, чтобы весь мир знал, как мне хорошо, как я способна любить!
Я переставляю поднос на пол, беру ягодку и вытягиваюсь на скомканных простынях. Моя ночная рубашка — та шикарная шелковая, что я купила в Северной Дакоте, — вывернута наизнанку.
Раздается стук в дверь. Я встаю с кровати и открываю.
— Сэм, — говорю я, но это Ребекка, и мы в унисон зовем Сэма.
Она застывает в нерешительности, в ту ли комнату постучала. Я тяну за ворот, чтобы прикрыть вырез ночной рубашки, мысленно подивившись точности выражения «схватить за шиворот».
— Сэма нет, — негромко отвечаю я.
Ребекка продолжает осматривать комнату в поисках улик. Наконец наши взгляды встречаются.
— Вообще-то я искала тебя. Хотела спросить Сэма, не знает ли он, где ты. По всей видимости, знает, — медленно говорит она.
— Это не то, о чем ты подумала, — поспешно оправдываюсь я.
— Держу пари, это именно то, о чем я думаю.
Прямо в сердце, но мне становится лучше — разве не этого я ждала?
— Я пришла сообщить тебе, что сегодня мы с Хадли собираемся съездить в город. Хотела спросить, не хочешь ли и ты с нами. — Она вновь смотрит поверх моего плеча. — Но, вероятно, у тебя есть дела поинтереснее.
— Вы не можете ехать в город. Хадли не может. Сэм пошел сказать, что сегодня он здесь главный.
— Скажите пожалуйста! Прямо из уст босса?
— Держи себя в руках! — спокойно предупреждаю я.
— Держать себя в руках? Мне? Кажется, проблема не во мне. Это не я изменяю своему мужу.
Инстинктивно я вскидываю руку для удара. Потом, покачав головой, опускаю ее.
— Мы позже это обсудим.
— Ты просто омерзительна! — кричит Ребекка, бессильно сжимая кулаки. — Поверить не могу, что ты так поступила с папой! Поверить не могу, что ты так поступила со мной! Что бы ты ни думала, он все равно тебя любит. Ты же знаешь, он едет сюда. И что ты намерена делать?
Она разворачивается и убегает по лестнице.
Сэм застает меня у открытой двери.
— Она была здесь, — говорю я. — Ребекка. Теперь она меня ненавидит.
— Она не может тебя ненавидеть. Дай ей время.
Но его слова не могут сдержать моих рыданий. Он обнимает меня, гладит по плечам. Ночью эти руки творили чудеса, но сейчас все изменилось. Между мной и моей дочерью произошел разлад. Этого он исправить не в силах.
В конце концов Сэм оставляет меня одну. Говорит, пойдет убедиться, что Джоли знает, что и чем сегодня опрыскивать. Он целует меня перед уходом и говорит, что я красавица. У двери он оборачивается:
— У тебя рубашка надета наизнанку.
Я бросаюсь к окну, которое выходит в вымощенный кирпичом внутренний дворик перед домом. Если прижаться щекой к подоконнику, лицо не так горит. Я такая эгоистка! «Ладно, Джейн, — успокаиваю я себя. — Побыла счастливой — и хватит. Просто забудь. Придется как-то собирать себя по частям. Когда Сэм вернется, я так ему и скажу. Скажу, что все могло бы сложиться в другое время и в другом месте. Если бы я была лет на десять моложе, если бы он занимался интеллектуальным трудом. А потом пойду искать дочь. Понимаешь, скажу я, ты опять должна меня полюбить. Неужели ты не видишь, от чего я ради тебя отказалась?»
Я рассеянно смотрю, как вверх по холму идет Хадли. На нем синяя фланелевая рубашка, которая тут же напоминает мне об оттенке глаз Сэма. Неожиданно входная дверь Большого дома распахивается и выбегает Ребекка. Она все еще в слезах — я вижу это по тому, как вздрагивают ее плечи. Она подбегает к Хадли и прижимается к нему.
На секунду я вспоминаю, что Хадли и Сэм ровесники.
Хадли оглядывается. Я вижу, что он переводит взгляд на второй этаж, и отступаю от окна. Подглядываю из-за притолоки, как Хадли поцелуями высушивает слезы с лица моей дочери.
Так продолжается несколько минут. Я слежу за каждым их движением. Она же ребенок. Еще ребенок. Что она понимает! Но как Хадли может так поступать? В том, как Ребекка выгибается, как поглаживает спину Хадли, есть что-то знакомое. Потом меня осеняет: когда Ребекка кого-то ласкает, она очень похожа на меня!
139 
