Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
11 
Господин Погремцов мужественно дождался, пока Мария Ивановна насладится обществом хозяина, и, когда та вернулась, сообщил ей ужасную новость:
— Душа моя, я что-то неважно себя чувствую… Да и о Наташеньке беспокоюсь… Может, откланяемся, и домой? — робко спросил он у жены.
— Наташа — под присмотром, не волнуйся. А с вами-то что стряслось?
— Ох, чует мое сердце, не надо было есть устриц. Дурно мне…
— Говорила вам: все эти улитки — не для желудка русского человека. Да и все у вас — не как у людей. Вон сколько гостей откушали сие блюдо, и ничего, а вам одному дурно… Ох, наказал меня Господь! — причитала Мария Ивановна.
— Ну сколько говорить вам! Устрицы — не улитки, а моллюски…
— Ах, все равно. Какая теперь разница, если они у тебя в животе не улягутся. Что улитки, что моллюски — все едино, сплошная отрава.
* * *
От Астафьево-Хлынское до Погремцовки было не более часа езды. Но супруги Погремцовы вот уже второй час пребывали в пути. Дело в том, что, как только их дрожки покинула имение графа, с Дмитрием Федоровичем случился казус, благо, что дорога шла лесом, и в укромных местах недостатка не было.
И вот опять…
— Пантелемон! — взмолился Дмитрий Федорович, держась за живот. — Останови…
— Что, опять?! — возмутилась Мария Ивановна. — Пятый раз подряд! Чего у вас там, нескончаемые запасы?
— Ох, Мария Ивановна, не сердитесь на меня… Пантелемон, остановись у рощицы, не могу я более.
— Эх, барин, и чего вы всякую дрянь ели? — высказался кучер.
— Не твое дело! А сам-то забыл, как двадцать лет назад со мной устрицами объедался во Франции? — напомнил Погремцов своему кучеру, а в бытность войны 1812 года — денщику.
— Так то ж во Франции. Чего там жрать-то: ни борща те, ни водки, ни огурчиков соленых, ни репы пареной… Одна муть заграничная: улитки энти, салаты… Тьфу! Искромсают овощи, что ложкой подцепить нельзя! Одна порча продукта.
— Ох, Пантелемон, выпороть бы тебя…
— На то воля ваша, барин, — кивнул кучер, прекрасно зная, что хозяин его не накажет. — Пру-у. — Он остановил лошадей.
— Давайте быстрее, уж скоро ночь на дворе, а мы все едем, — заметила Мария Ивановна.
— Не, барыня, — встрял всезнающий Пантелемон, — мы выезжали часов в шесть. Таперича небось семь али начало восьмого… До ночи еще далече… Успеем до захода солнца, даже если еще останавливаться будем.
Барыня вздохнула, подумав, что останавливаться непременно придется.
Погремцов покрылся потом, его затрясло, он опрометью бросился из дрожек прямо к лесу.
— Вот и наелся даров Афродиты… — съехидничала его супруга. — Не удивлюсь, если он на волков наткнется…
— Что вы, барыня, волков в наших лесах поискать надобно, — уточнил Пантелемон. — Вона у прошлом годе на охоту ходили, одного волка только и добыли…
Пантелемон повернулся к своей благодетельнице и попытался развить мысль дальше, но…
— Бог мой! Пантелемон! — Барыня помахала рукой около носа. — И чего ты только пил?
— Да водку, барыня… Правда чесноком и лучком закусил.
— Оно и чувствуется! Ох, и где же Дмитрий Федорович? Сколько же можно?
Наконец нервы барыни сдали, она более не выдержала:
— Пантелемон, ступай за барином. Может, ему плохо совсем.
— Как угодно вашей милости.
Пантелемон слез с козел и направился в лес на поиски барина.
— Ох, Господи Иисусе! — Мария Ивановна перекрестилась. — Пошли мне терпения!
* * *
— Наташенька, душа моя! — воскликнул Константин, пытаясь справиться с многочисленными крючочками ее наряда, но они, увы, не желали сдаваться.
— Желанный мой… — Наташа, охваченная страстью, рвала на Костеньке мундир.
Они в исступлении упали на землю…
Неожиданно рядом раздался треск веток, но влюбленные не обратили на это обстоятельство внимания.
* * *
Дмитрий Федорович присел под деревом, и… наступило долгожданное облегчение. Неожиданно он услышал голоса.
— Странно, как будто молодая барышня с мужчиной… — Неожиданно его осенило: — Любовники! У них свидание.
Дмитрий Федорович, сделав свое дело, уже было собирался надеть штаны, когда услышал:
— Наташенька, душа моя! — говорил мужской голос.
— Желанный мой… — вторил ему женский…
Дмитрий Федорович подпрыгнул от неожиданности и забыл застегнуть брюки:
— Наташенька! Это какая такая Наташенька? А?
11 
