Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
65 
«Стало быть, Амалия – француженка, а Василий Глызин, будучи хорунжим, привёз бриллиант из Франции… Военный трофей? Но трофеи, как известно, никто не презентует, их, скорее, присваивают силой на правах победителя».
* * *
После дворецкого в кабинет вошла горничная Прасковья. Та сразу же начала с «неподобающего поведения» мадемуазель Амалии.
– Уж больно мнит о себе высоко! А сама-то тоже, поди, барам нашим прислуживает! Только никак всё забыть не может, что происходит из знатного французского роду. Держится, словно столбовая дворянка! И правильно её наша барыня за волосы оттаскала!
– Да ну? И за что же такая немилость? – оживился Полянский.
– Так Анастасия Николаевна думала, что Амалия – полюбовница мужа её, то есть барина нашего. Вона как! – важно пояснила всезнающая Прасковья.
– А на самом деле?
Горничная пожала плечами:
– Да бес её знает. Куды-то всё бегает по вечерам… Пару раз даже ночевать не приходила, и Полину барыне самой спать пришлось укладывать… Ох, неспроста это всё, господин следователь!
– Точно, неспроста… – покладисто согласился тот.
* * *
После горничной настала очередь мадемуазель Амалии. Француженка спокойно и уверенно вошла в кабинет и села напротив Полянского.
– Добрый день, сударь, – сказала молодая женщина мелодичным голоском с лёгким приятным акцентом.
Полянский замер: «Бог мой! До чего же знакомый акцент! Неужели баронесса фон Штейн заделалась на сей раз гувернанткой? Или я схожу с ума?»
– Сударыня, давно ли вы служите в доме Глызиных?
– С прошлого лета.
«Служить гувернанткой и успевать поворачивать такие афёры? Нет, нет… Это, увы, невозможно… Однако проверить всё равно надо».
– Сударыня, поймите меня правильно, но я хотел бы подробнее узнать о вашем происхождении.
Француженка удивлённо приподняла правую бровь.
– Я происхожу из известного французского рода де Сон, моя матушка – урождённая де Морней Плесси. Увы, война разорила наше семейство. Отец умер, замок постепенно пришёл в упадок и пошёл с молотка. Я же от безвыходности отправилась в Россию…
– Так, так… – Полянский обмакнул перо в чернильницу и что-то записал на листке бумаги. – Простите, ещё один щекотливый вопрос: в каких отношениях вы, мадемуазель, состоите с Василием Глызиным?
Девушка передёрнула плечиком:
– О! Так бы сразу и спросили: любовники мы или нет? Отвечаю вам решительно: НЕТ!!! Хотя и подозреваю, что хозяин питает ко мне некоторый интерес. Но, поверьте, он никогда не переступал границ приличия.
– Вы прекрасно владеете русским языком, – заметил Полянский.
– Благодарю. Во-первых, я уже два года в России, а во-вторых, у меня врождённая способность к языкам. Помимо русского я свободно владею также английским, итальянским и немецким.
– А что, сударыня, вы думаете об исчезновении господина Глызина?
– Смею предположить, что это из-за бриллианта, о котором благодаря той злополучной статье стало известно всей Москве…
* * *
Истопник Фрол – он же, в случае необходимости, и кучер Анастасии Николаевны, – стоял перед Полянским, переминаясь с ноги на ногу и комкая в руках шапку.
– В ногах правды нет, голубчик. Присаживайся, – поручик указал на стул.
– Премного благодарен, ваше благородие…
– Скажи-ка мне, любезный, какие ты в доме исполняешь обязанности?
– Так енто… Истопник я… А коли надоть, то и хозяйку сопровождаю, ейной эгоисткой правлю…
– Так, так… И куда же ты обычно сопровождаешь Анастасию Николаевну?
– По пассажам она ездить дюже любит да в салуны там всякие…
– А ещё куда? – наседал Полянский.
Фрол почесал затылок:
– Ну… На Бахметьевку не раз сопровождал…
«Значит, к Илье Глызину ездила… Одна…» – сообразил поручик.
– И подолгу барыня бывала там, в Бахметьевском?
Истопник-кучер снова почесал затылок:
– Да по-разному, ваше благородие…
– А барина ты не возил?
– Не! То дело не моё – Фёдора…
– А кто таков у нас Фёдор? Хозяйский кучер? – уточнил Полянский.
– Он самый… Тока он енто… Словом, пропал Фёдор вместях с барином…
* * *
Фрол ушёл. Полянский остался в кабинете один.
«Запутанное дело. Ох, запутанное… Голова кругом идёт. А за француженкой надо бы филёра приставить. Пусть проследит, куда она бегает. Действительно ли к кавалеру? Или замышляет чего недоброе?»
Дверь кабинета тихонько отворилась.
– Входите… Кто там ещё? – устало поинтересовался Полянский.
65 
