Глава 5

Когда он пришел, мать смотрела телевизор. Это Вовочка приохотил ее к телевизору, с осуждением подумал Денис. Она вообще сильно опростилась в последнее время. Даже в баню стала ходить. Но с Вовочкой, наверное, ей все-таки лучше, чем без Вовочки.

Сам Вовочка, к счастью, отсутствовал. В ночь с воскресенья на понедельник он всегда ночевал у себя, на благопристойном шестом этаже. Чтоб ровно в восемь утра начать выполнять свои странные трудовые обязанности. Денис часто собирался спросить у бойфренда матери, в чем, собственно, заключается работа налогового инспектора в безналоговой зоне, но так ни разу и не спросил.

Мать сидела спиной к двери, в кресле, неподвижно – видимо, только что приняла цереброн. Дениса не заметила. Под цереброном она была сама не своя. Денис вспомнил, как однажды, примерно год назад, проглотил одну таблетку цереброна, из любопытства, и как потом мучился головной болью и тошнотой. Матери ничего не сказал, но стал жалеть и уважать, хотя она была сама виновата. Зачем принимала концентрат мякоти?

Впрочем, тогда, в старые времена, все жрали концентрат мякоти. И родители Дениса. И родители Тани. И родители Хоботова. Глеб Студеникин в одиннадцать лет остался без отца и матери, но точно знает, что они тоже жрали концентрат.

Теперь старшее поколение спасается цереброном. Лучше головные боли, чем расчеловечивание.

Экран переливался красками: общероссийский Нулевой канал вещал в отличном качестве. Давали вечерний блок актуальных интервью: гость студии – некто суровый, в грубо сшитом сюртучке – веско формулировал, делая простые выразительные жесты, а ведущий шоу кивал и поддакивал. Сюртучок гостя, правда, был самую малость слишком грубо сшит, а формулировки самую малость слишком веские, а жесты слишком простые, а визави кивал хоть и с умным видом, но тоже слишком истово.

– Очень просто, – излагал суровый, живописно набычившись. – Как только административная столица переместилась в Новую Москву, туда же переместилась и финансовая столица. Хотя финансистов никто под Купол не звал. Туда вообще никого не звали. Ни промышленников, ни торговцев, ни рестораторов, ни деятелей шоу-бизнеса. Заявлено было кратко и просто: администраторы едут в Азию, в Сибирь, бизнесмены остаются в Европе. Власти – отдельно, бизнес – отдельно, между ними четыре тысячи километров. Прекрасная идея (ведущий мелко тряс напомаженной головой, демонстрируя понимание). Но не вышло. Бизнесмены почему-то устремились вслед за администраторами. Остались деятели культуры, но им деваться было некуда, пришлось ехать вслед за бизнесом, ибо культура у нас привыкла быть либо при бизнесе, либо под бизнесом. Кроме того, трудно называть культурной столицей город, застроенный черными безжизненными башнями, в которых выше двадцатого этажа творится черт знает что…

Денис ухмыльнулся, бесшумно прошел к себе в комнату. Стянул через голову свитер, лег. Отягощавшая задний карман пачка червонцев мешала устроиться удобно – он вытащил, поигрался гибкими пластиковыми денежками, их количество умиротворяло. Бросил на пол.

Почему «черт знает что»? Там жизнь творится. И ниже двадцатого, и выше двадцатого. Люди добывают пищу, размножаются, спят и бодрствуют. Ссорятся и мирятся. Спасают друг друга или умерщвляют. При чем тут черт? Все они поминают черта, как только речь заходит про этажи выше двадцатого. Мы живем на третьем, и с нами бог, а все, что выше, – от лукавого.

Все телевизионные умники одинаковы. Профессионально передернуть – вот их задача.

Мама вошла почти бесшумно.

– Тебя весь день не было, – сказала она. – Ты ел?

Десны прилипли к внутренним поверхностям щек. Денис с трудом раскрыл рот. Щелкнув языком, отодрал сухой язык от неба; вспомнил Модеста: перед тем, как что-то сказать, зеленый человек издавал точно такой же звук.

  25