Последние отзывы

  121  

Возвращался, не чувствуя ног. Не верить в себя – особенная беда. Я делал шаг – и не верил, что подошва коснется земли. Делал вдох – и не верил, что последует выдох. Я не знал, что так бывает. Хотел рухнуть на колени и молиться, прямо тут, на асфальте, посреди города, на виду у людей, я точно знал, что молитва дойдет до адресата, – но не верил, что подберу нужные фразы. Я хотел вспомнить времена, когда был сильным, но не верил, что вспомню.

Я думал, что саморазрушение – это приключение. Я думал, что буду убивать себя – и так докажу, что жив. Не убил. Ни себя, ни врага. Золото, тюрьма, война – я растлил себя этим. Я сегодняшний есть пепелище меня вчерашнего. Как мне быть? Что осталось от меня, обожравшегося жизни? Крови, драк, смертей, любви, денег, насилия, потребления, страстей?

Что делать «Титанику», если он утонул? Как быть тому, кто жил быстро, но не умер молодым, потому что духа не хватило?

Слишком много жизни, настоящей. Великий избыток всего самого великого. Поэзии и прозы, почвы и судьбы – до хуя этого всего. В моей стране особенно. Желающие жить на всю катушку пусть приезжают в Россию, тут им все объяснят. Здесь каждый второй сам себе Генри Миллер, каждый десятый сам себе Чарли Мэнсон.

О земля моя, нет сил вынести твою любовь; на мне язвы от твоих лезвий; была лоза – теперь зола; желтые ножи лучей вижу, утром оборотясь на восток.

Миронов и Моряк ждали меня в кабине грузовика.

– Ну что? – спросил Миронов. – Тебя можно поздравить? Вы договорились?

– Да. С женой – договорились. Почти. Осталось договориться с самим собой.

Старый друг рассмеялся.

– Эх ты! Вроде бы умный человек. Договориться с самим собой практически невозможно.

– Поехали, – сказал я.

– Мы поедем, да. А ты – иди.

– Куда?

– Домой. К жене и сыну.

– У меня тахикардия. У меня скачет давление. Я теряю сознание по три раза в день. У меня нет денег. Я забыл, когда в последний раз смеялся. Я забыл, когда в по12 следний раз просыпался и был рад новому дню. Моей

жене не нужен такой муж. Моему сыну не нужен такой отец.

– Подумаешь, – сказал Миронов.

– Действительно, – сказал Моряк. – Нужен или не нужен – они разберутся.

Я вздохнул.

– Спасибо, люди. Я вернусь, да. Но не сегодня. Давайте поедем. Слушай, Саша, в твоей машине есть аптечка?

– Была где-то.

– Дай мне йод.

– Ты поранился?

– Не важно.

Мне протянули пузырек.

Отвернул пробку, втянул ноздрями. Пахло смертью и любовью.

Глава 13. 2009 г. Моя вера

В лавку поехал уже во второй половине дня. Дорожная обстановка показалась мне нервной. Ах да, вспомнил я. Кризис же. Денежная жопа! Сотни тысяч некогда благополучных граждан полетели мордами в грязь. Куплены в кредит лакированные вездеходы, а денег нет, и свирепствуют увольнения. Я огляделся, посмотрел на лица шоферов соседних машин, жалости не испытал. Лица были скучны. Впрочем, и сам я, наверное, со стороны выглядел точно так же. В меру озабоченный, скромно одетый. Хотя лично мне мировые экономические неурядицы не показались Армагеддоном. Машин на трассах не стало меньше, и не выстроились очереди за бесплатным супом. И когда полгода назад лопнул один из банков, где я держал некоторую сумму, – я не поехал и не снял живьем кожу с хозяина банка. И даже витрину не разбил. И никто не разбил – все пострадавшие вяло списались меж собой в Интернете и успокоились.

Кризис был нужен, и он состоялся. Не знаю, нужен ли он был Европе, или Австралии, или государству Бенин, – но моей стране он был необходим. Только крупный болван мог поверить в рост отечественной экономики. Экономика, делающая ставку на потребителя, но равнодушная к созидателю, обречена. Русские финансисты, охуенные умники, решили копировать методы Рейгана, в восьмидесятые годы вытащившего Америку из ямы за счет стимулирования потребления, – но как все плагиаторы, они упустили главное. Америка десятилетиями стимулировала производство, созидание, а в России созидателей вырезали и сгноили в лагерях еще в первой трети двадцатого века.

В стране, родившей гениальных изобретателей, инженеров, физиков, химиков и врачей, с шулерской ловкостью построили экономику, работавшую под девизом: «Нефть в обмен на телевизоры». Людям предлагали покупать «феррари», когда следовало покупать трактора и асфальтоукладчики. Был шанс создать экономику тружеников – создали экономику жлобов. Сейчас кризис разваливал карточный домик экономики жлобов, и в этом не было ничего плохого, и повисшая на улицах угрюмая озабоченность в завтрашнем дне вызывала во мне то особенное злорадство, которого не стыдишься.

  121