139 
– Они… – пробормотал он. – Они похоронили съеденных.
– Хорошо, что ваши моряки-люди его убили, – убежденно проговорила Тала, оглядывая поляну. – Когда зверь распробует человечину, он уже не станет есть ничего другого. Дуреет, будто курильщик опиума. А такой большой зверь… – Она шагнула к смердящей пасти, почти коснувшись рукой желтых острых зубов. – Бойся страшных когтей и зубов…
– Что? – переспросил геолог. Последняя фраза прозвучала неуместно.
– Так говорить кэп Рэндольп, – пояснила филиппинка. – Когда видеть ханту. Часто говорить, не знаю – почему.
– Но где же все?.. – растерянно спросил Мушкетов. – По лагерю стреляли… нет. Здесь почти нет следов. Получается, что еще до того, как начали стрелять, наши товарищи собрались и ушли. Но куда? И зачем?
– Найдем и спросим, – пожала плечами филиппинка.
– Да как же мы их найдем? – развел руками геолог.
Тала жалостливо глянула на него.
– Много людей идет. Следы найдутся, – объяснила она. – Надо идти. Гнилое мясо, нет людей рядом – придут трупоеды. Опасно.
– Погоди! – остановил ее Мушкетов. – Глянем, может, наши товарищи забыли что-нибудь полезное.
Например, еду, подсказал заурчавший живот.
Но в лагере не нашлось даже завалящего сухаря. Должно быть, если его и обронил кто в спешке, давно подобрали местные крысы. Зато нашелся длинный кусок веревки, который путники забрали, рваный мешок и – настоящее чудо – брошенный коробок, в котором завалялись две шведских спички. Глядя на эти сокровища, геолог ощутил себя героем нравоучительной книги для мальчиков, которому за неделю полагалось при помощи веревочной петли и палки построить дом, добыть еды и принести свет цивилизации унылым берегам. Спасибо еще, что не надо огонь трением добывать, иначе от жюльверновщины впору было бы удавиться.
– Идем, – вновь позвала нетерпеливо и опасливо озиравшаяся Тала. Сордесы глядели на нее свысока. – Надо догнать отряд.
Поначалу следовать за покинувшими лагерь «манджурцами» было несложно – колонна на марше оставляла за собой след, явственно видный даже городскому жителю Мушкетову. Но затем тропа, петляя по уступам, обогнула холм и вывела на равнину.
Редколесья между холмом и кратерной грядой больше не было. И пустоши, поросшей стлаником, – тоже.
Снаряды с английского броненосца выкосили лес, словно траву, перепахали землю и камень, оставили за собой бурую пустошь, какую, верно, Язон засеял драконьими зубами. Валялись изжеванные стволы, пласты точенного дождевой водой туфа торчали надолбами, и над хаосом плыл запах тления, опилок и гари. Хаос не простирался до горизонта – английские канониры сработали четко, и снаряды с «Бенбоу» легли эллипсом, вытянутым на пару верст по длинной оси. Но в границах этого пятна не уцелело ни одно дерево.
Под обстрел попали не только люди – или вовсе не люди, потому что Дмитрий понятия не имел, как проходило сражение за лагерь. Жертвами бомбардировки стали местные ящеры. Небольшое стадо тикбалангов накрыл разрыв, прежде чем те успели скрыться от гнева небес. Сколько их там было, сосчитать мог только терпеливый анатом, потому что часть стада просто размазало по взбаламученной земле. Остальные полегли рядом, в кровавую кашу. И на их тела слетелись теперь стервятники.
Стимфалид, к счастью, не было. К сордесам Мушкетов успел притерпеться, хотя зрелище доброго десятка птероящеров, рвущих зубастыми клювами падаль, рождало в нем тошноту. Певучие бесы и сами по себе были уродливы, но в массе вызывали непреодолимое омерзение, сродни тому, какое чувствует человек при виде облепивших хлебную корку прусаков. Возможно, причиной тому была странная манера птероящеров передвигаться по земле, придававшая им сходство с гигантскими насекомыми. Твари вздорили между собой, орали пронзительно и гулко, вскидывая оранжевые гребни, в предзакатном свете похожие на окровавленные секиры.
Но над этим базаром возвышалось колодезным журавлем создание не менее гротескное, чем встреченная путниками в лесу курогорилла.
И это был птероящер, но какой! Сордесы имели в размахе крыльев не больше пяти метров. Этот же был почти вдвое крупней и по-иному сложен. Крылья его были не столь велики в сравнении с туловищем, задние лапы – длинней, а плечи – гораздо более массивны. Пропорции животного что-то приводили на память так же упорно, как сложение курогориллы влекло к мысли о сходстве с халикотериями.
139 
