Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
16 
И, дабы успокоить законника, Рамеш приказал констеблю сбегать за бутылочкой рома «Старый монах». В ожидании бутылочки у них состоялась беседа.
Рамеш, зачитывая куски из книги, повторял:
– Честное слово, не понимаю, почему вокруг нее подняли столько шума.
– Муслимы, – отвечал, покачивая головой, Д’Суза. – Это же бешеные люди. Бешеные.
Появился «Старый монах». Бутылку они уговорили за полчаса, и констебль отправился за следующей. Ксерокс неподвижно лежал в камере, глядя в потолок. Полицейский и законник выпивали. Д’Суза поведал Рамешу о своих горестях, инспектор поведал законнику о своих. Один хотел стать пилотом, парить в облаках и обхаживать стюардесс, другой желал только одного – по-любительски играть на фондовой бирже. И все.
В полночь Рамеш сказал законнику:
– Хочешь узнать секрет?
Воровато оглядываясь, он провел законника в кутузку и показал ему секрет. Один из прутьев в решетке камеры легко вынимался. Полицейский вынул его, помахал им по воздуху и вернул на место.
– Вот так можно тайком подкинуть улики, – сказал он. – Конечно, в нашем участке это делают не часто, но когда делают, то именно так.
Законник захихикал, вынул прут, положил его себе на плечо и спросил:
– Ну что, похож я на Ханумана?
– Точь-в-точь как в телевизоре, – ответил полицейский.
Законник попросил открыть дверь камеры, что и было сделано. И собутыльники увидели заключенного, спавшего на нарах, прикрыв локтем лицо от едкого света голой лампочки в потолке. Под краем дешевой полистероловой рубашки тянулся поясок голой кожи, за ней различалась поросль густых черных волос, показавшихся двум зрителям опушкой тех, которыми заросли его чресла.
– Гребаный сын неприкасаемого. Ишь как храпит.
– Его отец говно выносил, а этот тип думает, будто он может нас говном поливать!
– «Сатанинские стихи» он продает. Под самым моим носом, а?
– Эти люди считают, что им теперь вся Индия принадлежит. Разве нет? Им теперь и всю работу отдай, и все университетские степени, и все…
Рамеш стянул с похрапывавшего заключенного штаны, поднял повыше прут, а законник сказал:
– Врежь ему, как Хануман в телевизоре!
Ксерокс с воплем проснулся. Рамеш протянул прут Д’Сузе. Та к полицейский с законником и забавлялись, по очереди: один лупил Ксерокса по коленным суставам, совсем как божественная обезьяна в телевизоре, а другой – то ниже колена, то выше, опять-таки как та же божественная обезьяна в телевизоре. А после они, хохоча, целуясь и пошатываясь, выползли из камеры и закричали, чтобы кто-нибудь ее запер.
В ту ночь Ксерокс заходился, просыпаясь, криком.
Утром Рамеш пришел в участок, выслушал рассказ констебля о Ксероксе и сказал:
– Черт, значит, мне это не приснилось.
Он приказал констеблю доставить заключенного в районную больницу имени Гавелока Генри и потребовал утреннюю газету, надо же было посмотреть, как там цены на бирже.
На следующей неделе в участке появился – шумно, потому что на костылях, – Ксерокс, по пятам за ним шла его дочь.
– Вы можете переломать мне ноги, однако книги я продавать не перестану. Такова моя участь, сэр, – сказал Ксерокс. И улыбнулся.
Рамеш тоже улыбнулся, но постарался не встретиться с ним глазами.
– Я иду на гору, сэр, – сказал Ксерокс, подняв перед собой костыль. – Продавать книги.
Все прочие полицейские обступили Ксерокса и его дочь, попросили простить их – и Рамеш вместе с ними. Он велел позвонить Д’Сузе, полицейские позвонили. Законник пришел прямо в парике, с двумя помощниками, тоже в черных мантиях и париках. Узнав же о причине, по которой полиция призвала его к себе, Д’Суза расхохотался.
– Этот тип попросту смеется над вами, – сказал он Рамешу. – С такими ногами ему на гору не подняться.
И Д’Суза ткнул пальцем в самую середку Ксероксова тела.
– А если ты попытаешься продавать их, помни: в следующий раз тебе не одни только ноги переломают.
Констебль хохотнул.
Ксерокс взглянул на Рамеша, улыбнулся заискивающе, как и всегда, низко поклонился, сложив у груди ладони, и сказал:
– Да будет так.
Д’Суза присел, чтобы выпить с полицейскими «Старого монаха» и поиграть с ними, по обыкновению своему, в карты. Рамеш сообщил, что на прошлой неделе потерял на бирже деньги, законник почмокал губами, покачал головой и сказал, что в большом городе вроде Бомбея одни только мошенники, лгуны да головорезы и живут.
Ксерокс же развернулся на костылях и покинул участок. Дочь последовала за ним. Они направились к Маячной горе. Подъем занял два с половиной часа, шесть раз они останавливались, чтобы Ксерокс выпил чашку чая или стаканчик сока сахарного тростника. Потом его дочь расстелила перед входом в парк имени Дешпреми Хемачандра Рао синюю простыню, и Ксерокс опустился на нее. Сидя на простыне, он медленно вытянул перед собой ноги и положил рядом с ними толстую книгу в бумажной обложке. Дочь его тоже села и выпрямила, глядя на книгу, спину. Книга была запрещена по всей Республике Индия, но только ее и собирался продавать в этот день Ксерокс: «Сатанинские стихи» Салмана Рушди.
16 
