Он сделал паузу, давая ей возможность ответить. Она молчала. И он продолжил:
— Если бы вы искали уединения, вы могли взять газету с собой в спальню, или в кабинет. Согласитесь, это как раз те места, которыми мы пользуемся, когда рассчитываем на уединение.
И снова сделал паузу. И она снова отказалась вступать в беседу. Тогда он понизил голос до шепота и спросил:
— У вас есть кабинет, леди Оливия?
Он не думал, что она ответит, поскольку смотрела прямо перед собой, упорно не желая взглянуть на него, но к его огромному удивлению проворчала:
— Нет.
Она его восхищала, но не настолько, чтобы изменить поведение.
— Какая жалость, — тихо проговорил он. — Я очень дорожу возможностью иметь комнату, которая принадлежала бы только мне и не использовалась бы для сна. Вам стоит подумать о кабинете, леди Оливия, если хотите иметь место, где можно почитать газету без чужих надоедливых взглядов.
Она повернулась к нему со впечатляюще безразличным выражением лица.
— Вы сидите на вышивании моей горничной.
— Мои извинения, — он поглядел вниз и вытащил из-под себя ткань. — Он сидел на самом краешке, но решил быть великодушным и не комментировать это обстоятельство. — А где, собственно, ваша горничная?
Она неопределенно махнула рукой.
— Ушла искать горничную Мэри. Я уверена, она вот-вот вернется.
На это ответа у него не нашлось, поэтому он сменил тему:
— У вас с братом очень интересные взаимоотношения.
Она пожала плечами, явно пытаясь от него отделаться.
— Мой собственный брат меня терпеть не может.
Это ее заинтересовало. Она повернулась к нему, сладко-пресладко улыбнулась и проворковала:
— Я хотела бы с ним познакомиться.
— Я уверен, что у вас это получится, — согласился он. — Он нечасто заходит в мой кабинет, но когда поднимается в более-менее нормальное время, как правило, завтракает в малой столовой. Ее окна расположены как раз через два от окна моего кабинета в сторону улицы. Вы можете поискать его там.
Она смерила его тяжелым взглядом. Он ласково улыбнулся ей в ответ.
— Зачем вы здесь? — спросила она.
Он указал на лошадь.
— Для верховой прогулки.
— Нет, зачем вы здесь? — прорычала она. — Сидите рядом со мной. На этой скамейке.
Он секунду подумал.
— Вы меня раздражаете.
Она поджала губы.
— Ну, что ж, — несколько отрывисто произнесла она. — Думаю, это справедливо.
Фраза, несмотря на тон, звучала, как честное признание его правоты. В конце концов, всего несколько минут назад она сама сказала, что он ее раздражает.
И тут вернулась ее горничная. Гарри услышал ее раньше, чем увидел. Она сердито топтала мокрую траву и ворчала с явными интонациями кокни.
— И чего это она себе думает, что я должна учить ее французский? Она в Англии или где? Ой! — Она остановилась, с некоторым удивлением глядя на сэра Гарри. Потом продолжила, причем и ее тон и говор стали гораздо благозвучнее: — Извините миледи. Я не знала, что вы не одна.
— Он уже уходит, — объявила леди Оливия неожиданно сладко и беззаботно. Она обернулась к Гарри, улыбаясь так безоблачно, так ослепительно, что он, наконец, понял, откуда взялись все те разбитые сердца, о которых он постоянно слышал.
— Сердечно благодарю вас за компанию, сэр Гарри, — проворковала она.
Он затаил дыхание и подумал, что она необыкновенно талантливая лгунья. Если бы он не провел последние десять минут с этой леди, которую про себя окрестил «кислой девицей», он мог бы сам влюбиться в нее.
— Как вы верно заметили, леди Оливия, — тихо сказал он. — Я уже ухожу.
И он ушел, твердо решив никогда больше с ней не встречаться.
Во всяком случае, добровольно.
* * *
Решительно отринув мысли о леди Оливии, Гарри вернулся к работе и уже после полудня совершенно утонул в море русских идиом.
Kogda rak na gore svistnet = когда рак на горе свистнет = когда свиньи полетят[14].
Sdelat’ iz muhi slona = сделать из мухи слона = сделать гору из кротовой норки[15].
S doxlogo kozla I shersti klok = с дохлого козла, и шерсти клок =…
Равно…
Равно…
Он крутил это выражение и так и этак, монотонно постукивая карандашом по промокашке, и как раз собирался сдаться и двигаться дальше, как вдруг услышал стук в дверь.
— Войдите. — Он даже не поднял глаз. Ему давно уже не удавалось сосредотачиваться на работе в течение целого абзаца, он не хотел снова выбиваться из ритма.