Глава 4

Все прошло отлично.

Гарри с удовольствием наблюдал как леди Оливия спешит покинуть помещение. Не то, чтобы она шла быстро, нет, но плечи ее были слегка напряжены, и она держалась рукой за платье, приподнимая подол. Не высоко — не так, как это обычно делают женщины, собираясь бежать. Но все же, она его приподняла, конечно, неосознанно, так словно пальцы ее считали, что пора приготовиться к бегству, хотя их хозяйка твердо решила сохранять спокойствие. Она знала, что он видел, как она за ним шпионит. Конечно, он и так это знал. А если бы не был уверен в этом три дня назад, когда глаза их встретились, то получил бы доказательство вскоре после этого: она плотно задернула занавески и носа не высовывала в окно с той самой секунды, как он ее обнаружил.

Явное признание вины. Ошибка, которой не допустил бы ни один профессионал. Если бы Гарри был на ее месте…

Конечно, Гарри никогда не оказался бы на ее месте. Ему не нравилось шпионить — никогда не нравилось, и в Военном Министерстве прекрасно об этом знали. И все же, при прочих равных, его бы не обнаружили.

Ее ошибка подтвердила его подозрения. Она именно такая, какой кажется — типичная, скорее всего избалованная великосветская девица. Возможно, любопытнее многих. Бесспорно привлекательнее многих. Расстояние — не говоря уже о двух слоях стекла — искажало впечатление не в ее пользу. Он не мог как следует разглядеть ее лицо. Он видел форму — что-то среднее между овалом и сердечком. Но он не видел ее черт, не подозревал, что глаза у нее расставлены несколько шире, чем обычно, или что ресницы у нее на три тона темнее бровей.

Волосы он разглядел вполне отчетливо — мягкие, светлые, слегка вьющиеся. Сейчас они должны были бы выглядеть менее соблазнительно, чем когда свободно вились по плечам, но странным образом, именно сейчас, в свете свечей, с этим локоном, спускающимся вдоль шеи…

Он хотел бы коснуться ее. Хотел бы мягко потянуть локон, просто чтобы посмотреть, как он спружинит и вернется на место, стоит только отпустить, а потом он хотел бы по одной вынуть все шпильки, наблюдая как каждая прядь вырывается из прически, медленно превращая леди Оливию из ледяного идеала в буйную богиню.

О Господи!

Теперь он сам себя презирал. Ведь знал же, что не надо читать тот сборник поэм перед тем, как сюда идти. Да еще и по-французски. Этот чертов язык всегда опьянял его.

Он не мог припомнить, когда в последний раз так реагировал на женщину. В его защиту надо сказать, что он в последнее время настолько безвылазно сидел у себя в кабинете, что чрезвычайно редко встречался с женщинами, на которых он мог бы хоть как-то отреагировать. Он жил в Лондоне уже несколько месяцев, но Военное министерство, не переставая, посылало ему то один документ, то другой, и все переводы всегда оказывались крайне срочными. Если же каким-то чудом ему удавалось разгрести всю работу, Эдвард тут же по уши увязал в проблемах — долги, пьянство, неподходящие женщины — Эдвард был не слишком разборчив по части пороков, а Гарри не мог собраться с духом и оставить братца разгребать последствия своих ошибок самостоятельно.

А это означало, что у Гарри редко оставалось время на собственные ошибки — а именно на ошибки по женской части. Вообще-то, Гарри не привык жить, как монах, но, право, как же давно он в последний раз…?

Он никогда не влюблялся и не знал, насколько истинно заявление, что в разлуке любовь крепнет, но после сегодняшнего вечера понял точно, что от воздержания мужчина становится мрачным.

Надо срочно отыскать Себастьяна. Общественная жизнь кузена никогда не огранчивалась одним событием за вечер. Куда бы он отсюда ни направился, там, несомненно, будут дамы сомнительного поведения. Гарри непременно пойдет с ним.

Гарри направился к дальнему концу комнаты, собираясь найти что-нибудь выпить, но только сделал шаг вперед, как услышал с десяток возгласов и сдавленный шепот:

  23