Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
23 
– Ну хорошо. Я попробую как-то подготовиться, что ли… Может, литературу какую поищу… Сколько у меня времени есть?
– Да нисколько. Завтра уже на работу выходить надо. Директор детдома будет тебя ждать к девяти часам.
– Как? Уже завтра?!
– Ну да… Сейчас вот заготовки сделаем, и спать пораньше ложись. А завтра на свежую голову и пойдешь. И не бойся – никто тебя там не съест. Пусть только попробуют…
* * *
Хорошо сказать – пойдешь на свежую голову. Где ж ее взять, эту свежую голову после бессонной ночи? Нет, и правда, как это маме в голову такое взбрело – психологом в детдом… И никуда не денешься, надо идти, раз она уже договорилась. Не объявлять же лежачую домашнюю забастовку.
Она хорошо знала это старинной купеческой постройки здание на краю города – Егорьевский детдом. Знала, но никогда не думала, что ее вдруг туда занесет. Раньше, когда случалось проходить мимо, лишь взглядывала с опасливым интересом через жидкую изгородь – каково оно там? – и не более того. Да и за изгородью тоже ничего особенного не наблюдалось – крыльцо большое каменное, вывеска на железных дверях с белыми буквами на красном фоне, клумбы с чахлыми астрами и настурциями. Скамейки какие-то.
Помнится, учились в их классе две девочки из детдома. Обычные, в общем, девочки. Держались сами по себе, ни с кем особо не дружили. Да и к ним никто с дружбой не навязывался. Скорее, их сторонились после одной не хорошей истории, когда у классной руководительницы, физички Елены Семеновны, вдруг пропал кошелек из сумки. Нет, никто никого за руку не схватил, конечно, но все почему-то были уверены, чьих это рук дело. Просто сама по себе явилась такая брезгливая уверенность, на том и дело кончилось. И сама Елена Семеновна рукой махнула – денег-то в кошельке немного совсем было. Интересно, что потом с этими девочками стало? Надо будет порасспросить потом у бывших одноклассников…
Нет, не хотелось в это утро идти в детдом, хоть убей. Отчего-то наполнилась душа непонятным страхом, почти мистическим. Даже само старинное красивое здание Егорьевского детдома представлялось теперь не чем иным, как убогим сиротским приютом, вместилищем вселенских грехов и страданий. И в голову лезли всякие ужасные картинки – огромные спальни с серыми солдатскими одеялами на железных кроватях, бледные лица детей, суровые воспитательницы с лицами-держимордами. А еще – запах кипяченого молока, отталкивающийся от мертвенно-белых кухонных стен и ползущий казенной убогостью по коридорам. Она даже замедлила шаг, пытаясь унять противную внутреннюю дрожь. Но, взглянув на часы, снова заторопилась. Уже без пяти девять. Как бы то ни было, а опаздывать нехорошо. А вот и она, жидкая деревянная изгородь. Калитка открытая. Посыпанная гравием широкая дорожка к крыльцу. Ну, господи благослови, не дай в обморок со страху упасть…
– Здравствуйте, а вы к кому? – выскочила навстречу, как только она открыла дверь, шустрая девчонка с модно подстриженной наискосок челкой. Глаза из-под челки глядели с таким жадным и искренним любопытством, что у Кати немного отлегло от сердца. По крайней мере, никакого особого сиротского страдания в них точно не наблюдалось.
– Здравствуйте. Я к директору…
– К Алене Алексеевне? Это на втором этаже, пойдемте, я вас провожу!
– Спасибо. Проводи.
Девчонка деловито зашагала по коридору, потом вдруг резко развернулась и, продолжая движение спиной вперед, проговорила звонко, даже с некоторым вызовом:
– Ой, как от вас духами-то пахнет!
– Да? Тебе нравится?
– В смысле?
– Ну, хорошо пахнет или плохо?
– Не знаю… Просто пахнет, и все…
Катя лишь пожала плечами, немного растерявшись от такого странного ответа. Надо же – пахнет, и все. Даже никакой оценки не дала. И ведь наверняка в этом какая-нибудь психологическая закавыка есть – в безоценке этой. А она, идиотка, ничего такого и не знает. Психолог называется. Дочка лейтенанта Шмидта, вот она кто здесь. А никакой не психолог. Господи, куда вляпалась?
– Вот! Вот здесь кабинет Алены Алексеевны. Да заходите, не бойтесь! Она там, на месте! – уже постучала костяшками пальцев в дверь девчонка, и даже дверь за нее толкнула, и голову просунула в образовавшуюся щель. – Алена Алексеевна, это к вам! – крикнула она звонко и отпрянула, давая Кате дорогу.
– Спасибо, Ксюша… Кто там? Пусть заходят… – раздался из-за двери очень приятный молодой голос, и Катя шагнула вперед, успев мысленно отметить про себя – надо же, какое у девчонки теплое домашнее имя оказалось – Ксюша. – Здравствуйте, здравствуйте! Вы Катя, да? То есть… Как вас по батюшке…
23 
