* * *

Надо же – опять этот ненавистный сон. И ладно, если б страшилка привиделась, куда ни шло. Страшилка – это нормально, там образы всякие есть, яркие, сочные, их с пользой для себя расшифровать можно. А безобразие, что она видит, и сном не назовешь. Это скорее отдельное состояние организма, не имеющее специального определения. Не сон, не дремота, не забытье, а вялые бессюжетные танцы обнаглевших комплексов. Днем их не замечаешь, а ночью они тут как тут, формируются в особое сонное состояние. И фон у этого состояния – тревожно-серый. Зато – в движении. Огромная такая серая тень формируется, то ближе подходит, а то вдруг отдаляется, а потом – раз! – и начинают всплывать из тени лица, как самостоятельные персонажи: то мамино сердитое, с поджатыми губами, то Сонькино слегка презрительное, то лицо очередного несостоявшегося работодателя промелькнет. И она среди этих лиц – неприкаянно отстраненная. Всем улыбается виновато, пытается что-то объяснить… Страстно пытается, всякие нужные слова подбирает. А они никак не подбираются. Лица-персонажи смотрят, ждут, а она лишь мычит да машет руками, пытаясь отбиться от вязкой воспаленной тревоги, которая змеей выползает из подсознания и сжимает в кольцо плечи, шею, ползет холодом по позвоночнику. И хочется крикнуть что-нибудь веское, значительное, вроде того – изыди, проклятая тревога, не виноватая я! Не надо так явно себя демонстрировать, я и без того знаю, что ты есть! Мало того, я даже знаю, как с тобой бороться. По крайней мере, теоретически знаю. Но не могу, не могу…

– Кать… Катька! Да проснись ты, господи!

Катя открыла глаза, и Сонькино лицо выплыло перед ней вживую – встревоженное, слегка припухшее, с размазанной под глазами тушью. Вовсе не презрительное, как привидевшееся сонное лицо-персонаж. И впрямь, с чего это оно должно быть презрительным? Иль в самом деле презирает ее подруга Сонька? Тайно, подсознательно? А что, зря же не приснится…

– Катьк, ты так болезненно мычала во сне!

– Мычала?

– Ну да… А еще стонала и хныкала. Ужас как жалостливо. Я решила разбудить тебя на всякий случай. Что, кошмар приснился?

– Ага, кошмар… – садясь на постели, хрипло произнесла Катя, откидывая с лица спутавшиеся пряди волос.

– А что тебе снилось?

– Да ты знаешь, ничего особенного… В смысле ничего страшного. Так, фигня какая-то.

– А почему ты хныкала, стонала и мычала?

– Не знаю… Сонь, а ты правда не сердишься, что я у тебя на халяву живу?

– Да иди ты знаешь куда!

Сонька яростно запахнула на точеной фигурке халатик-кимоно и решительно отвернулась, демонстрируя наполовину прикрытую шелковой тканью умопомрачительной красоты задницу. Потом, передумав, развернулась к Кате и с полминуты глядела на нее задумчиво. А наглядевшись, произнесла с нарочитыми нотками убийственного ханжества в голосе:

– Тебя что, серьезно вопрос халявы мучает? Хочешь об этом поговорить?

Они расхохотались так слаженно, в такой исключительный унисон, будто кто невидимый им отмашку дал. Вот за это она и любила Соньку – за ее способность любую проблему превращать в хохму. Ни в чем не терпела Сонька натужной серьезности, характер у нее был такой. Все семинары на их факультете под названием «психология менеджмента персонала» превращались в балаган, стоило преподавателю поднять с места Соньку. Хотя на семинарах с хохмами не особенно разбежишься. Учебный процесс все-таки, святое дело. Да и экзамен потом сдавать все равно придется. Зато на практических занятиях по проведению тренингов Сонька позволяла себе от души повеселиться! Изгалялась как могла, низводя «святое дело» до фарса и тем самым всячески демонстрируя презрение к предмету. А заодно и к науке психологии как таковой. Ну, может, не совсем к науке, а к ее преподаванию в их дорогом (в прямом смысле этого слова) учебном заведении, которое, по мнению Соньки, было очень уж нелегально сомнительным и действующим по принципу «плати много – учись легко». Даже к результату своего четырехгодичного платного обучения, то есть к синенькой корочке диплома, Сонька отнеслась пренебрежительно – в строке «специальность» после слова «психолог» приписала через запятую карандашиком «…мать твою». А на законный Катин вопрос – зачем тогда училась? – ответила серьезно и односложно: жизнь длинная, пригодится.

Один бог знает, как они сумели сойтись в дружбе – порядочная серьезная девушка Катя Русанова и легкомысленная побрякушка Сонька Белоус. На примере их дружбы, наверное, можно целую диссертацию написать о проблемах и странностях коммуникативных составляющих в социуме. И сделать выводы. Что, к примеру, ей, Кате Русановой, дала собственная серьезность и порядочность? Да ничего! Училась она, в отличие от побрякушки Соньки, прилежно, а толку? Все равно работу как новоявленный дипломированный специалист-психолог по менеджменту персонала до сих пор не нашла. Где ж ее найдешь, эту работу? Можно подумать, работодатели в очередь стоят, чтобы умный специалист пришел и их персонал по всем статьям отмотивировал и отмодулировал заодно. Но все равно искать надо. Только жить негде. Из общежития-то ее после окончания учебы, естественно, выпихнули. Можно было, конечно, домой, в родной захолустный городок, вернуться, но такой вариант Катя для себя даже не рассматривала. Вернее, рассматривала, но как самый последний, практически неприемлемый. Во-первых, там-то она уж точно по приобретенной в платных муках специальности никогда не устроится. А во-вторых, домой – это же значит под крыло к маме… Нет-нет, только не это! Лучше уж так, на халяву у Соньки. А к маме – упаси бог…

  1