Оглянувшись через плечо, кучер посмотрел на Александру:
— Мисс? Мы будем в Эджмонт Уэй через несколько минут.
Это замечание резко вывело ее из печальной задумчивости, заставив вернуться в новую суровую действительность — печальную жизнь, в которой Александра разрушила не только свои собственные перспективы, но и будущее младших сестер. Осознав это, она мучительно напряглась каждой частичкой своего тела.
Никто и никогда не должен узнать, что произошло сегодня. Александра ехала в своей карете, запряженной Эбени: кучер собирался вернуться в Клервуд на лошади, привязанной к экипажу. Никто не должен был заметить, в который час она вернулась домой, где то пробыв одна весь день, — это было чревато ненужными расспросами. Но Эджмонта, как обычно, наверняка не было дома, так что Александре пришлось бы солгать только сестрам. Она закрыла глаза, не в силах допустить до сознания всю безысходность собственного положения. Разумеется, ее ужасное поведение способно породить только новую ложь.
И о чем только она думала… Да ясно о чем: она считала Клервуда прекрасным принцем, своим принцем.
Острая боль пронзила грудь Александры.
Через несколько минут кучер был уже на пути в Клервуд. Ее карета проехала по маленькой, изрезанной колеями дороге и остановилась возле дома. В гостиной горел свет, и Александра поняла, что сестры ждали ее там в волнении. Судя по всему, было уже около десяти вечера. Когда она вышла из повозки и приготовилась вести Эбени в конюшню, парадная дверь распахнулась, и из дома, кутаясь в шали, выбежали сестры.
— Где ты была? — настойчиво спросила Кори, ее глаза лихорадочно горели тревогой. — Мы так беспокоились о тебе!
— Тебе следовало послать нам записку, — упрекнула Оливия и сообщила: — Отец дома, но он заперся в кабинете с двумя друзьями, и они пьяные.
У Александры внутри все сжалось. Им нужно как можно быстрее отвести Эбени в конюшню, а потом она, возможно, смогла бы прокрасться внутрь — в этом случае отец не узнал бы, что она приехала домой так поздно.
— Вы поможете мне выпрячь и накормить коня?
— Конечно, — отозвалась Оливия, пристально глядя на нее. К счастью, на улице было темно, и Александра знала: средняя сестра ни за что не догадается о постигшем ее несчастье.
Кори повела мерина в конюшню, Александра и Оливия двинулись за ней. Александра была благодарна сестрам за то, что те не докучали ей расспросами, но понимала, что их молчание будет недолгим.
Оказавшись в маленьком, на четыре стойла, сарае, Кори зажгла керосиновый фонарь. Александра поспешила к Эбени, чтобы ни одна из сестер не смогла увидеть ее лицо, и принялась тщательно отстегивать упряжь. Она надеялась найти в душе хоть каплю хладнокровия, чтобы спрятать свои истинные чувства за непроницаемой маской.
Оливия провела Эбени в стойло и обернулась к старшей сестре:
— Что случилось?
Александра попыталась улыбнуться, но лицо лишь исказилось мукой.
Увидев ее в мерцающем свете фонаря, чуткая Оливия в ужасе вскрикнула:
— Что он тебе сделал?
Александра обхватила себя руками, чувствуя, как подступают предательские слезы. Если бы она сейчас потеряла самообладание и разрыдалась, сестры утешили бы ее. Но они никогда не должны были узнать, что произошло.
— Вы были правы. Он питал бесчестные намерения, и я поняла, что не могу опуститься на его безнравственный уровень.
Александра закрыла глаза, лихорадочно думая о том, какой безнравственной была на самом деле.
Оливия подбежала к сестре и крепко обняла ее:
— Что то произошло. Я чувствую.
Сейчас Александра была не в состоянии придумать ни одного мало мальски приемлемого объяснения. Она выскользнула из рук Оливии.
— Я измучена. Мне нужно отдохнуть, — еле слышно произнесла Александра и направилась к выходу из конюшни.
Но Оливия настырно следовала за ней по пятам.
— Ты не можешь вернуться домой с таким видом — растрепанная, потерянная, будто потерявшая рассудок, — а потом просто сбежать от нас!
Но Александра уже мчалась по двору, не в силах объясняться с сестрами, желая побыть в одиночестве. Увы, стоило ей схватиться за ручку входной двери, как до ушей донесся громкий мужской смех. Она помедлила, набираясь решимости, и зашла в дом.
Отец стоял в холле, надевая пальто, в компании двух пожилых приятелей. Увидев старшую дочь, он радостно улыбнулся: