Ночью Хара разбудила ее, коснувшись рукой ее плеча.
Джоанна села в кровати:
— Что случилось?
— Все хорошо, мадемуазель. Господин Вассос вернулся и требует вас к себе. Не заставляйте его ждать, — прибавила Хара, когда Джоанна неохотно вылезла из постели.
Она держала наготове большую и легкую, как паутинка, шаль, которую быстро набросила на плечи девушки.
Хара вывела Джоанну в коридор и остановилась перед комнатой с двойными дверями. Постучав, она открыла ее и пропустила Джоанну внутрь.
Горданис стоял у открытого окна, вглядываясь в темноту и держа в руке бокал вина. На нем был белый махровый халат. Его волосы были влажными, в воздухе витал едва слышимый аромат мыла и дорогого одеколона.
Он медленно повернулся и посмотрел на нее:
— Добрый вечер!
Она плотнее завернулась в шаль.
— Не слишком ли поздно для такого приветствия?
— Я задержался в Афинах. — Он отпил красного вина. — Хара сказала, ты спишь. Ты видела сны обо мне, дорогая?
— Я… я не помню, — ответила она и покраснела, вспомнив сон, который видела прошлой ночью.
— Тогда я не буду чувствовать себя виноватым за то, что разбудил тебя.
— Я сомневаюсь, что тебе вообще известно чувство вины.
Он пожал плечами:
— Возможно, я чувствовал себя виноватым сегодня, когда слушал Петроса, оправдывавшегося за ложь, которую он рассказывал о тебе, Джоанна. И об остальном, — прибавил он мрачно.
Она уставилась в пол:
— Мне почти жаль его.
— После того, что он сделал?
— Да, — сдавленно ответила она. — Ведь его поступок не сравнится с тем, что ты намерен со мной сделать.
— Тебя привезли сюда, чтобы ты загладила свою вину, Джоанна, — сказал он после небольшой паузы. — Вероятно, я теперь тоже захочу загладить свою вину.
— Тогда отпусти меня! — Она смотрела на него с мольбой. — Клянусь, что никому не расскажу о том, что здесь произошло. Если кто-нибудь меня спросит, я скажу, что ты просто решил меня напугать.
— И я действительно напугал тебя, дорогая. И сделал тебе больно. Я не могу отпустить тебя, пока ты думаешь, что именно такие отношения нормальны между мужчиной и его женщиной.
— Я не твоя женщина!
— Пока нет, — мягко уточнил он, — но мы сейчас это исправим.
Он посмотрел на нее снова, изогнув губы в чувственной усмешке. Допив вино, он поставил бокал, подошел к ней и распахнул шаль.
Резко вздохнув, Горданис подхватил ее на руки и понес к огромной кровати. Уложив ее на подушки, он опустился рядом. Отведя волосы от лица Джоанны, он нежно погладил ее по щеке большим пальцем, затем потянул вниз бретель атласной ночной рубашки и осторожно поцеловал едва заметную отметину, оставленную бретелью на ее коже.
Он наклонился к обнаженной груди Джоанны и взял в рот сосок, осторожно лаская его языком. По телу девушки пробежала непроизвольная дрожь.
Подняв голову, он тихо позвал ее по имени, потом припал к ее губам. Джоанна считала, что обязана убедить его, будто никакие его ласки и поцелуи не смогут ее возбудить. Но она с трудом сдерживалась, ошеломленная тем, какие ощущения он пробуждает в ее теле.
— Продолжаешь сопротивляться? — спросил он, 1еЖа на боку и насмешливо глядя на нее. На фоне белого халата его кожа казалась еще темнее. — Почему?
— Потому что я тебя ненавижу, — выдавила она.
— Но я не прошу любви, дорогая, — тихо сказал он. — Я просто хочу научить тебя желать меня так же сильно, как я желаю тебя.
— Этого никогда не будет, — хрипло ответила она после небольшой паузы.
— Нет? — Он медленно растянул губы в улыбке. — Ты выглядишь такой самоуверенной. — Потянув вниз вторую бретель, он полностью обнажил ее грудь. — Но твое тело реагирует на мои прикосновения, — прибавил он, лаская ее соски и наблюдая за тем, как они твердеют, а по ее телу пробегает непроизвольная дрожь. — Позволь мне подарить тебе немного наслаждения, моя красавица, — прошептал он.
Подняв подол атласной ночной рубашки, он медленно ласкал ее ноги и бедра, затем запустил пальцы у нее между ног.
Джоанна едва сдержала стон. Изо всех сил она старалась сохранять внешнее равнодушие.
Горданис прошептал:
— Я так тебя хочу, дорогая. Но сначала я хочу, чтобы насладилась ты.
Его губы нежно касались ее шеи, он ласково гладил руками ее груди, прикасаясь к ним, словно к хрупким цветам. От переполняющего ее желания Джоанна сжала кулаки.