Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
24 
– А муж?
– Как говорится в таких случаях: муж объелся груш… Хотя это я съела грушу… Господи, что я такое говорю! Мой муж в отъезде, а мне надо в аэропорт, чтобы встретить друга, который прилетает из Парижа. Представляю, как он замерзнет, когда выйдет из самолета…
– Да, во Франции тепло, хотя снега много в этом году… Европу вообще засыпало снегом, пусть порадуются, – отозвался симпатяга-таксист. – В снежки поиграют.
Они летели по заснеженной трассе, оставляя за собой жутковатые в этот ночной час черные посадки да снежные вихри из-под колес. Въехали в опустевший город и помчались в сторону аэропорта. Проезжая мимо строящейся в самом центре города красивой многоэтажки, Юля, не утерпев, спросила:
– Вот скажите…
– Меня зовут Саша.
– А меня – Юля. Вот скажите, Саша… Вернее, не так… Представьте себе, что у вас был частный дом на месте такой вот престижной многоэтажки. Как вы думаете, у вас был бы шанс получить здесь квартиру?
– Может, и был бы, но небольшой, поскольку квартиры здесь страшно дорогие, двухуровневые, с немецкими окнами и прочими европейскими штучками… Нет, думаю, что меня бы охмуряли долго, предлагая покинуть мой дом и переселиться в какую-нибудь старенькую квартирку, но, может быть, даже и в центре… Но только не в этом доме. Тут будут жить сильные мира сего.
– Вот и я тоже так думала. Но примерно в таком же доме все-таки живет одна семья, семья алкоголиков. Мать, отец и дочь.
– Дочка тоже пьет?
– Нет-нет, это родители ее пьют… Как могло такое случиться, что их оттуда еще не выселили?
– А сколько лет дочке-то?
– Учится в одиннадцатом классе…
Тут машина резко затормозила. Таксист Саша медленно повернул к Земцовой свое круглое лицо.
– Это ведь вы про ту девчонку, которую в парке нашли, так? Она жила с родителями рядом с городским парком…
– Да, а вы откуда знаете?
– Так я же таксист! Вы себе представить не можете, сколько разных историй мне рассказывают.
– И кто же вам рассказал эту историю?
– Эту? Никто. Я знал эту девчонку, ее Оля звали, она, как и вы, знала меня в лицо. Понятное дело, что она ездила на такси не одна, а если и одна по какому-то адресу, то мне всегда выносили деньги, и я знал, что меня не обманут. Да и адреса-то были постоянные.
Юля не верила своим ушам. Таксист! Просто случайный таксист, который везет ее в аэропорт, знал Олю Неустроеву?
– Ладно, поехали, я вам по дороге расскажу про нее…
Глава 9
Ему казалось, что его жизнь оборвалась вместе с Олиной. Он сидел за своим учительским столом, вел урок, но взгляд его был прикован к тому месту, где еще недавно он мог видеть Олю. Теперь ее не было. И в это было невероятно трудно поверить. Сначала вся школа гудела об этом убийстве, но прошло несколько дней, и все забылось, словно Оли и не было. Хотя Ивлентьев начал ощущать на себе, как ему казалось, пристальные взгляды Олиных одноклассников. И с каждым днем уверенность в том, что они все знают, росла. Но если они все знают, то почему же молчат? Почему не обращаются в милицию и ничего не рассказывают о том, что знают? А что, собственно, они могут знать? О том, что они встречались? Их никто не видел. Во всяком случае, он так думал, потому что ни разу, когда они бывали вместе с Олей в парке или рядом с теплицей, им не встретилось ни одно знакомое лицо. Но разве можно было быть уверенным в том, что их никто не видел вместе только потому, что он не заметил того, кто мог их видеть? Ведь, когда он бывал с Олей, он смотрел лишь на нее, он был влюблен, ослеплен ее красотой, он даже слышал только ее. Он становился безумным рядом с ней, и тому есть много подтверждений. Он готов был воровать, чтобы найти ей денег, а разве это не признак того, что у человека снесло крышу? Имеется в виду, у нормального человека. А Ивлентьев всю жизнь считал себя нормальным и вполне добропорядочным человеком. Так что же с ним стряслось? Это и есть страсть, которая губит людей? Которая убивает? Убивает таких вот девочек, какой была Оля?
Сначала вор, в душе вор, и он к этому уже начал привыкать. Он стал готовить себя к тому, чтобы стать настоящим вором. Те деньги, что он брал у жены, уже перестали казаться ему воровством. А теперь вот еще и убийца. Все грани позади, а что впереди? Тюрьма? Тогда почему же все молчат и не сажают его? И сколько можно мучить человека ожиданием того, что вот сейчас раздастся звонок в дверь, придут какие-то люди, скрутят ему руки, наденут на них наручники и уведут туда, где будут задавать вопросы, связанные с Олей. Вернее, с ее смертью. А можно и не дожидаться того, что ему будут задавать эти унизительные для него вопросы, а прямо с порога, что называется, назвать вещи своими именами. Сказать: да, я был любовником Оли Неустроевой, своей ученицы, и я убил ее. Она стала требовать у меня много денег, я не мог их ей дать, и тогда она стала оскорблять меня. Я догнал ее, дал ей пощечину, она упала, а я бросился вон от того места, чтобы нас не увидели вместе, ведь она могла кричать мне вслед грубые оскорбления. Она была вне себя. Она была к тому же еще и пьяна. Оля упала, ударилась головой о кирпич, который был грудой свален за деревьями, он остался еще со времен стройки теплицы, и умерла. Значит, это я убил ее. Да, я трус, потому что сбежал. Если бы не сбежал, то, может быть, успел бы оказать ей помощь. Но я – учитель, меня многие знают. Я боялся, что она вскочит на ноги и начнет кричать, обзывать меня…
24 
