Последние отзывы

  59  

– Ты знаешь, здесь раньше очень хорошая турбаза была, – будто извиняясь за неудобства, тихо произнес он и снова затянулся сигаретой, сильно запав щеками. – Такая природа кругом классная, и озеро чистое… От народа отдыхающего отбою не было. Это сейчас запустили ее, никто не хочет на содержание брать… А если ее выкупить по дешевке, если деньги вложить да подправить тут кое-чего, то очень неплохо даже можно раскрутиться. Сейчас те, кто побогаче, за границу отдыхать ездят, а тому, кто победнее, тоже неохота дома сидеть! Вот бы и несли сюда свои кровные, если разумно с ценами определиться…

– Дим… Пойдем погуляем? Мне кажется, на улице теплее, чем здесь…

– Нет. Там дождь идет.

– Ну и что? В лесу его вовсе и не чувствуется. Пойдем, Дим. Мне грустно очень.

– А чего тебе грустно? Мы же сегодня вместе! Скоро зима, Майка. Опять мы с тобой бездомными будем.

– Да. Уже пятнадцатое октября. Господи, как быстро время бежит. И медленно. Вот пройдет это пятнадцатое октября – и все. Скорей бы уж.

– Не понял… Чего тебе это пятнадцатое октября далось?

– Сегодня последний наш с Леней суд. Европейский. Где-то в далеком городе Страсбурге сегодня решается наше дело.

Он снова затянулся, торопливо выдохнул дым в форточку, повернул к ней удивленное лицо. И впрямь, чего это она заговорила про это… Коснулась вдруг запретной темы – зачем, спрашивается? Существовала меж ними сама собой сложившаяся молчаливая договоренность – никогда не поминать в разговорах ни Леню, ни Дину. Не говорить, не касаться, никак не ворошить своего прошлого и не трогать настоящего. Все там оставлять, за спиной – хотя бы на время короткой встречи. В это прошлое, так уж получилось, попал и Темка – Дима о нем никогда не спрашивал. Встречи их были довольно редкими, ни к чему их обоих не обязывающими. Любовь в чистом незамутненном виде – так говорил об этих встречах Димка. Майя смирялась. Пусть. Пусть хоть такая будет. Куда от нее, от проклятой, денешься. Пусть будет. А как уж эту любовь Димка обзовет – чистой ли, грязной ли, это уж не суть важно…

– И… что? – все-таки подтолкнул он ее к разговору. – Чего там решается-то?

– Да долго рассказывать…

– Ну и расскажи, раз начала. Чего, Ленька не хочет алименты платить?

– Нет. Не хочет.

– Слушай, а откуда он узнал, что… что мы с тобой…

– Не знаю, Дим. Он письмо от кого-то получил. А потом уехал. На суды теперь его адвокат ходит.

– А на фига ты вообще связалась с этими судами?

– Да… Кто бы мне самой на этот вопрос ответил… Так получилось, Дим. Тогда надо было Юльку доучивать, и у Ваньки проблемы были, и мама болела… В общем, смалодушничала я. Уступила. А теперь уж чего – теперь и дороги назад нет. Теперь и Мстислава отступать не хочет. Как говорится, колесо правосудия завертелось и не может остановиться… Мстислава говорит, что осталось только квартиру на меня оформить…

– Не понял… Какую квартиру? При чем тут алименты и квартира?

– Долго объяснять, Дим. Да и не хочется.

– Ну почему? Давай уж все рассказывай. Сама ж начала.

– Да тут особо и рассказывать нечего, знаешь… И не я это придумала, чтоб накопившийся долг по выплате алиментов на Ленину долю в квартире обратить. Теперь так получилось, что я единоличной квартирной собственницей буду.

– А… большая квартира-то? – тихо спросил Димка, внимательно вглядываясь в сырое окно. Потом слепо пошарил рукой по облупившемуся подоконнику, нащупал и выудил новую сигарету, щелкнул зажигалкой, прикурил. Затянулся глубоко и резко, будто вздохнул.

– Большая.

– И что, ее потом продать можно будет?

– Ну да, наверное… – пожала плечами Майя, болезненно нахмурившись. – Там район хороший, престижный… Можно быстро продать… Не в этом же дело, Дим! Какая разница, большая она или маленькая, продать или не продать! Все равно я к ней, если по справедливости, никакого отношения не имею…

– Как это – не имеешь? Теперь получается, что как раз имеешь, и самое прямое.

– Ну да. Если юридически. А так, вообще… Ты знаешь, мне иногда кажется, что все это будто не со мной происходит… Будто я лечу и лечу куда-то… Такой, знаешь, тягучий, растянутый по времени полет в пропасть, и ждешь не дождешься, как бы до дна долететь да разбиться вдребезги… Поначалу вообще лететь страшно было, а потом я… будто отупела. Обвыклась. Ничего уже не чувствую.

– Что, вообще ничего не чувствуешь? И меня тоже не чувствуешь? – обернулся он к ней с улыбкой. Странная была у него улыбка – отдельная от лица. Губы улыбались, а глаза будто думу думали. Такие глаза бывают у человека, вынужденного принимать срочное и важное жизненное решение. Сейчас или никогда. Вроде как и не хочется это решение принимать, а надо… Снова обернувшись к окну, переспросил требовательно: – Ну, чего задумалась? Не любишь, значит?

  59