очень нудно 
110 
— Я позову охрану, — неуверенно предупредила она.
— Ну попробуйте еще раз, — голос звучал с откровенной издевкой. — Вы казались мне умнее. Сколько раз надо ткнуть вас носом в очевидное, чтобы вы осознали: вы мне не ровня. Я здоровый человек в прекрасной форме, а вы калека. Вы родились такой. Это ваша беда. Да, вы стали чемпионом по всем видам спорта среди калек, собранных в стенах клиники. Но от этого вы не перестали быть калекой. И против меня у вас нет никаких шансов. Потому, если хотите, попробуем еще раз. Но лучше просто слушайте.
Ионея отстранилась от колокольчика и откинулась на спинку, бросив странный взгляд на сноходца.
— Вот и славно. Не будем тратить время впустую. У вас его не так много, у меня тем более. Вы получили власть и смогли перевернуть уклад ОТК не самостоятельно. Мы вели вас. Так было нужно. Ваш мир, привычный вам мир — это всего лишь нейтральная полоса между двумя силами. Одна из этих сил — мы.
— А другая? — быстро спросила Ионея.
Принимать на веру надо было все и быстро. И дальше играть по правилам этого… говорящего со сном. Иначе она превращалась в безвольную и слабую пешку. А такое положение Ионе не нравилось.
— Об этом вам не обязательно знать сейчас. Как-нибудь после. Между двумя силами был заключен договор. Никто не лез в чужое пространство и не навязывал свои законы. При этом у вас, на нейтральной территории, каждая сила имела свое влияние и старалась сохранить баланс. Любое нарушение равновесия — повод для большой войны, потому всем было удобно, чтобы войны шли у вас, поддерживая шаткое равновесие. Не так давно вторая сила упрочила свои позиции и мы решили чуть подтолкнуть вас, чтобы это самое равновесие восстановить. Но вы перестарались.
— Вы так говорите, как будто речь идет о кукольном театре, и марионетка восстала против кукловода, — сердито заметила Ионея.
— Можно сказать и так, — согласился сноходец. — Но я предпочитаю более гибкие формулировки. В любом случае вы своими действиями не восстановили равновесие. Вы свернули его. Но самое паршивое заключается в том, что на островах тоже случился небольшой перегиб.
— Там вы тоже кого-то вели?
— Нет, там все случилось само собой. Только в итоге равновесие не сместилось. Оно пошло прахом. Теперь вторая сила посчитает это открытым выпадом с нашей стороны.
Человек в балахоне замолчал.
— И? — поторопила Ионея.
— И начнется война, которая положит конец вашему миру.
Ионея поежилась. Все, что было сказано, говорилось просто и легко, как само собой разумеющееся. И от этой легкости становилось страшно.
— Чего вы хотите от меня? — выдавила она из себя.
— Ничего. Пока я пришел познакомиться и засвидетельствовать свое почтение. У нас с вами, хотите вы того или нет, общие интересы. И воевать нам на одной стороне. А мир, привычный вам мир уже рушится. Рухнул, хотя этого пока никто не заметил.
Человек в балахоне встал.
— Впрочем, есть еще одна просьба. С вами в Вероллу ехал юноша. Под конвоем. Прежде у юноши был учитель. У него была книга, которая попала к ученику. К сожалению, мы узнали об этом слишком поздно. Найдите юношу, а затем книгу. И поторопитесь. Это в ваших же интересах.
Последние слова прозвучали с угрозой. Рука мужчины выскользнула из-под зеленой полы балахона. Крепкая рука в перчатке тонкой кожи. Сноходец шагнул вперед. Вытянул руку и опустил на стол перед Ионеей маленькую статуэтку. Идола.
— Что это?
— Не пугайтесь, это всего лишь подарок. Держите это при себе. Я вам приснюсь. Только обязательно держите рядом, если хотите, чтобы мы могли говорить, и вы не забыли суть сказанного, когда проснетесь.
Ионея уставилась на статуэтку. Все было странно. Все было нелепо. Все было страшно.
Сноходец уже шел к дверям, когда она окликнула.
— Подождите!
Он развернулся.
— Мне нужно спросить… Понять…
— Один вопрос, — разрешил визитер.
Ионея замялась. До невозможности хотелось попросить снять капюшон. Но она придавила женское любопытство.
— Кто та вторая сила?
Сноходец усмехнулся.
— Калеки, — сказал он. — Калеки, потерявшие в себе всякую жизнь и придумавшие вместо нее протезы. Культивировавшие свои протезы и отрицающие любую иную силу, кроме той, что дают им их механизмы.
И он быстро, беззвучно вышел.
17
Отпустило быстро. В тот день, когда бывшего пристава с его женой и детьми погрузили в фургон и старенький тюремный мобиль, фыркая, покатил к вокзалу, Жорж Деранс понял, что его больше не тяготит ни эта история, ни воспоминания. Тяжесть трагедии казалась теперь надуманной. Мгновение слабости, не больше. С кем не бывает? Вся эта ерунда: и пристав, и его жена, бывшая ему любовницей — виделись теперь далекими и посторонними. Будто история, которую он слышал когда-то давно, о ком-то малознакомом. А жизнь продолжалась и была ничем не хуже прежней. Все меняется к лучшему. Об этом писали газеты и говорили везде и всюду. И, тем не менее, когда дверь распахнулась без стука и к нему в кабинет не спросясь, как к себе домой, вошла женщина, которую он прежде видел только на портретах, Деранс испугался. Сердце затрепетало, заметалось испуганным зайцем. А в голове всплыла усиленно забытая история.
110 
