Последние отзывы

  16  

Я поблагодарила графа за его добрые письма. Мы еще немного поупражнялись в вежливости, после чего заняли свои места за столом. Брут, который до сих пор лежал, свернувшись, у ног Жужанны, при появлении Влада сердито зарычал, потом выскочил вон из зала и больше не возвращался.

Должна отметить, что Влад не только умеет нагонять страх, но и удивительно располагает к себе. Он произнес краткую речь о своем умершем племяннике. Слова были проникновенными и очень сердечными – мы с трудом сдерживали слезы. Затем слуги подали угощение. Во время трапезы все члены семьи рассказывали различные истории из жизни Петру, всякий раз заканчивавшиеся тостом. Свой бокал я лишь подносила к губам: выпивка никогда не доставляла мне удовольствия, не говоря уже о моем нынешнем положении. Я заметила, что подобным же образом поступает и Влад. Граф только делал вид, что пьет. Более того, он ничего не ел, хотя и ковырял вилкой у себя в тарелке. В конце трапезы вино в бокале графа и его еда остались полностью нетронутыми. И снова ни слуги, ни Аркадий с Жужанной как будто не заметили этого. Может, они так привыкли к дядиным чудачествам, что те давно уже не вызывали у них никакого удивления? Когда позднее я осторожно поделилась своими наблюдениями с Аркадием, мой муж решил, что я шучу. Он собственными глазами видел, как дядя ел и пил!

Что-то здесь не так. Повторяю, я не склонна к фантазиям. Я тоже своими глазами видела, что Влад не сделал ни глотка и не проглотил ни кусочка. Я не стала продолжать разговор об этом. Не хватает еще, чтобы Аркадий посчитал меня душевнобольной или связал мои "выдумки" с беременностью.

Неужели все вокруг посходили с ума и только я одна сохраняю здравый рассудок? Не желаю допускать подобной мысли, поскольку когда некто считает себя единственно нормальным – это первый признак сумасшествия.

Во время трапезы Влад извлек из кармана письмо, подал Аркадию и попросил перевести. Дяде явно не терпелось узнать содержание письма. Оно было написано одним англичанином, который еще до кончины Петру намеревался осмотреть замок и просил разрешения приехать. Мне подумалось, что сейчас не самое подходящее время для таких визитов, однако Аркадий охотно перевел дяде письмо и пообещал помочь написать ответ.

Повернувшись ко мне, Влад улыбнулся и сказал:

– Вы оба с Аркадием должны помочь мне усовершенствовать мой английский!

Сочтя это очередным комплиментом, я ответила:

– А вы, господин граф, должны мне помочь в изучении румынского.

Ответ Влада меня удивил. Он сказал, что в этом нет необходимости. Теперь, когда Петру нет в живых, он намерен отправиться в Англию. Племянник ощущал свою привязанность к этой земле, но сам он не собирается здесь оставаться. Трансильвания – темный и отсталый край. Деревня – и та пустеет, крестьяне покидают родные места и уходят в города. Влад заявил, что более не желает довольствоваться рассказами случайных гостей замка.

– Когда живешь здесь, трудно поверить, насколько быстро меняется мир по другую сторону густых лесов. И лучше не отставать от перемен, чем соловеть в глуши, – с воодушевлением произнес граф. – Только те, кто приспосабливается к требованиям времени, имеют шанс выжить!

Затем Влад рассказал о своих планах на ближайшее будущее. Поездка состоится не раньше чем через год – необходимо, чтобы родившийся ребенок достаточно окреп для дальнего путешествия. За это время дядя рассчитывал научиться бегло говорить по-английски.

Выходит, прогрессивные устремления моего мужа – наследственная черта рода Цепешей?

– Я сочту за честь быть вашим преподавателем, а затем и гидом, – сказала я графу. – Но поскольку в дальнейшем мы вернемся в Трансильванию, мне не повредит знание румынского языка.

– Я говорю не о временном пребывании в Англии, – возразил Влад. – Я намерен перебраться туда. Возможно, насовсем. Хотя, конечно же, я буду наезжать в родовое гнездо, ибо, уверен, стану тосковать по земле предков.

Не скрою, я только обрадовалась перспективе вернуться в Англию и мысленно стала рисовать себе картины лондонской жизни. Неожиданно Жужанна вскочила со стула. Она была в ярости.

– Я возражаю!

Ее речь была странной смесью румынского и английского языков, словно Жужанна не могла до конца решить, к кому обращены ее слова – к Владу или ко мне. (Словесный поток был необычайно бурным, поэтому здесь я передаю лишь общее содержание.)

– Вы не можете уехать! Вы же знаете, дядя: я слишком слаба, чтобы ехать с вами. Если вы уедете, я непременно умру!

  16