ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Возвращение пираньи

Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... >>>>>

Жажда золота

Неплохое приключение, сами персонажи и тема. Кровожадность отрицательного героя была страшноватая. Не понравились... >>>>>

Женщина на заказ

Мрачноватая книга..наверное, из-за таких ужасных смертей и ужасных людишек. Сюжет, вроде, и приключенческий,... >>>>>

Жестокий и нежный

Конечно, из области фантастики такие знакомства. Герои неплохие, но невозможно упрямые. Хоть, и читается легко,... >>>>>

Обрученная во сне

очень нудно >>>>>




  34  

– Легат?

– Центурион, – говорю я. – Как ваши люди?

Он улыбается одними глазами.

– Спасибо, легат, все хорошо. Мои люди отдыхают. Раненые…

Во время стычки с галльскими дезертирами Волтумий потерял одного солдата убитым, двое были помяты копытами, еще двое – легко ранены. То есть из двух десятков солдат, что он привел с собой, выбыло по разным причинам пять человек.

Из моих пострадали два раба – вознице пробили голову камнем, но он вроде должен отлежаться, а вот второго задавили коровы. Неизвестно, будет он жить или умрет – сейчас рабы разместились в пристройке, в комнатах для рабов.

Я говорю:

– Позовите для них врача, я оплачу расходы на лечение. Позже я хотел бы навестить их.

Центурион кивает.

– Это было бы хорошо, легат.

В воздухе – запах утренней свежести. Я слышу обычную утреннюю суету большого римского дома: голоса рабов и рабынь звучат неразличимым гулом, звон посуды, звуки уборки – шлепанье тряпок и шелест веников, приказы старшего над рабами – их даже можно разобрать иногда, если внимательно прислушаться.

Я смотрю на Тита Волтумия. Передо мной загадка, которую трудно разгадать. Ветеран, прошедший десятки сражений, умный и сдержанный – по невозмутимой физиономии трудно (вернее: невозможно!) прочитать, что он думает обо мне или о моих решениях. Эдакий упрямый камешек – хоть и обработанный морем, но все еще угловатый. И очень тяжелый. Таким можно и висок пробить.

– Также я хочу наградить солдат, – говорю я. – Прошу вас выбрать наиболее отличившихся. Кроме того, каждый из ваших легионеров получит по пять денариев.

Центурион кивает: понятно. Он доволен.

– Спасибо, легат.

– И еще… – говорю. – Я бы хотел узнать… – Волтумий поднимает взгляд – внимательный. – Скажите, Тит, откуда вы родом?

Пауза. Когда я обучался в греческой гимнасии ораторскому мастерству, такую паузу называли «драматической».

– Я родился на Скиросе, – говорит Волтумий наконец. – Это было… давно.

Скирос – это островок где-то в Греции. Давно – видимо, лет сорок назад.

– А почему уехали?

В его глазах я вижу тени воспоминаний. Все-таки зацепил я центуриона, камушек сдвинулся – волна делает свое дело. Его лицо невозмутимо и спокойно, но что-то изменилось. Самые яркие воспоминания обычно связаны с детством. По себе знаю.

…Когда я лежал в постели после пожара и ничего вокруг не слышал, пришел Луций. Сначала я не хотел его даже видеть – забурчал и отвернулся, накрывался с головой одеялом… Смешно. Гудящая тишина и ветерок, теплый и белый, долетающий из двери, – и мой старший брат, стоящий возле кровати. Я не видел Луция, я сидел в душной красноватой темноте наброшенного на голову шерстяного одеяла, но знал, что брат стоит рядом. Почему я злился? Не знаю. Я ничего не слышал, я оглох – и в этом был виноват весь мир. И мать, и отец. И даже раб, наливающий воду из кувшина, – я ударил его по руке, чашка выпала – я видел, как она падает – всплеск воды! – она ударилась об пол и с неслышным мне звоном укатилась под кровать.

А потом я снял одеяло и осторожно выглянул. От яркого света после темноты одеяла вокруг сияли цветные полосы. Луций – почти взрослый, спокойный. Он улыбнулся одними глазами и протянул ладонь, закрытую другой ладонью. «Смотри, Гай». Его губы не шевелились, но я помню, как услышал эти слова. Я против воли вытянул шею. Что там? Ладони оставались неподвижны. На коже лежит светлый контур от окна. В теплом воздухе кружится золотистая пыль. «Смотри». Он убирает ладонь – медленно, осторожно. Там…

Я моргаю.

– …легат?

Центурион наклоняет голову на левое плечо, как делают большие собаки. Взгляд внимательный.

– Мне нужно идти. Распорядиться насчет раненых.

– Конечно, – говорю я.

Он кивает и начинает подниматься.

– Один вопрос, центурион.

Он замирает, теперь действительно озадаченный.

– Легат?

– Что вы натворили?

В глазах мелькает нечто странное, тут же исчезает.

– Я не понимаю.

– Вы плюнули кому-то в кашу? Переспали с женой префекта лагеря? Что?

Ноздри Тита раздуваются, но он берет себя в руки.

– Ну должна же быть причина, – говорю я. – Как такой крутой и заслуженный старший центурион, как вы, оказался на такой жалкой службе, как сопровождение и охрана нового легата… во главе всего двух десятков солдат? Не слишком почетное назначение, верно? Просто катастрофа. Обычно для такой ерунды выделяют одного из младших центурионов.

  34