Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
34 
Горестный процесс взросления заканчивается у всех в разном возрасте, но одинаково: «Родные и близкие, подходите прощаться...»
Вплоть до этого даже самые серьезные люди не могут считаться окончательно взрослыми – достаточно посмотреть трезво на многие человеческие занятия, чтобы это понять. Лысые и седые мальчики и девочки ведут бесконечные игры. Признайтесь себе: ведь и сегодня взрослыми вам кажутся другие, а вы только притворяетесь, становитесь на цыпочки, чтобы не выгнали с вечернего сеанса, чтобы просочиться в толпе мимо объявления «До шестнадцати...».
Но процесс всё же идет. Медленно и почти незаметно нечто стекленеет внутри, где-то в области сердца, там, где находится душа. Возникает какая-то дополнительная твердая и гладкая оболочка, по которой всё скользит и скатывается, скользит и скатывается. Быстрей и быстрей. К полной взрослости.
Свободный день раньше длился не меньше месяца, между яростно солнечным утром и темнолиловым вечером умещалась жизнь – с знакомствами, иллюзиями и разочарованиями, заботами и отдыхом, драмами и их развязками. Вечером начиналась еще одна жизнь, не менее длинная и совершенно другая. Между зимой и летом проходила вечность, это были разные эпохи. На ялтинском или сухумском пляже современники и очевидцы иногда припоминали какую-нибудь гололедно-слякотную историю из минувшей зимы, их слушали недоверчиво, как мемуаристов. Цветение сирени и выезд курса на картошку не имели конца. Внутри каждой вечеринки развивались многие сюжеты с кульминациями и завершениями – не говоря уж о том, что одна только подготовка к вечеринке была равна пятилетке с напряженным трудом, выходом из графика и, в конце концов, всё же с перевыполнением плана.
И всё задевало, царапало, проникало вглубь. Солнце прожигало насквозь, дождь и снег шли сквозь кожу, как сквозь незаконченную крышу, только что прочитанная книга содержала окончательную мудрость, а девочка, оставшаяся ждать другого трамвая, была так хороша, что следовало день за днем после этого, неделю, месяц, выходить в то же время, топтаться на остановке, пропуская свой пятый и надеясь, что вот сейчас она прибежит к ее тринадцатому, и дождаться... Всё продирало по живому.
Потом зажило, заросло, мелкие шрамы огрубели, и внутрь уже ничто не проникает. Некоторые, отчаявшись, испытывают прочность нажитой брони пулей, но это уже зря: если больше ничего не берет, то незачем трудиться, процесс и так уже закончен.
Лучше попробовать по-другому. Например, найти в сиреневой охапке пятерочку и медленно, бессмысленно глядя перед собой, съесть ее. Пока вы будете жевать, время остановится. От резкого торможения его колеса прыснут искрами, а потом закрутятся назад, медленно, быстрее, еще быстрее... Твердая заслонка души с едва слышным звоном распахнется... Жизнь прорвется в вас, заполнит целиком, как бывало...
Сирень-5 – качество, проверенное временем. Целый лепесток бесплатно.
Однажды уже написал: жизнь длинная, а проходит быстро, – теперь сформулирую наоборот: жизнь короткая, а тянется долго. И это тоже справедливо, и этому тоже есть масса подтверждений.
Самые очевидные из них – опять же изменения в материальном мире, которые укладываются в одну, даже еще не совсем завершенную биографию. Например, мою.
Когда я пришел на преддипломную практику в ракетное КБ, основным техническим орудием инженера была счетная машинка «Рейнметалл». В зале нашего отдела стоял непрерывный грохот их носящихся взад-вперед кареток, но некоторые консерваторы, мой начальник сектора к примеру, еще предпочитали логарифмические линейки, торчащие из нагрудных карманов. Линейки были в основном гэдээровского производства... Электронно-вычислительная машина М-20 занимала несколько объединенных комнат, дело с ней имели специалисты, обычные же конструкторы программирование осваивали опасливо и с трудом. Колоды перфокарт – с мелкими прямоугольными дырочками и срезанными углами – на просвет (так определяли асы правильность набивки программ) были похожи на светящиеся ночными окнами кварталы пятиэтажек...
Тут бы надо вспомнить нынешнего знакомого, пятилетнего мальчика, еще плохо выговаривающего «л», но управляющегося с семейным «макинтошем» лучше отца, некогда кандидата физмат наук, а нынче небольшого банковского служащего, – но что об этом говорить...
Где те «рейнметаллы» и перфокарты? Этот мальчик никогда их не увидит, и я никогда их не увижу – молодость свою...
34 
