Вспомнив, что ему в понедельник тоже предстоит услышать насмешливые поздравления, она сочувственно пожала ему руку. Ей, как женщине, гораздо легче – ей станут завидовать, а вот над ним будут посмеиваться. Правда, в скрытой форме – всё-таки первый зам, но тем не менее…
Понедельник в самом деле прошел безалаберно, потому что о ее новом семейном статусе узнали не только учителя, но и ученики, и тайно изучали ее, пытаясь определить, что же в ней изменилось.
Впрочем, быстро убедившись, что перемен, во всяком случае, зримых, не произошло, интерес потеряли и стали вести себя, как обычно. А вот педагогический коллектив в конце смены столпился в учительской и принялся ее обнимать и целовать, вручая кучу совершенно бесполезных, но милых пустячков.
Она пожалела, что не догадалась купить хотя бы пару бутылок шампанского, чтобы ответить на поздравления как полагается, но тут в учительскую вошел крепкий хмурый парень с коробкой дорогого французского шампанского.
Спросил, кто тут Наталья Владимировна, поставил его перед ней не стол, сообщил, что это передал Николай Иванович, и тут же ушел. Пока пятеро мужчин школы вместе с парой добровольцев женского пола открывали принесенные бутылки, парень вернулся, таща коробку с персиками, яблоками и виноградом. Деловито поставив всё это на стол перед Натальей Владимировной, снова ушел. Она крикнула ему вслед:
– Это всё?
И получила в ответ гулкое эхо: Нет!..
Пока сдвигали столы и в скоростном темпе на них накрывали, парень приходил еще несколько раз: в первый принес коробки с конфетами, второй – симпатичные вафельные тортики, и в последний – упаковки одноразовой пластиковой посуды.
Наталья Владимировна, проникнувшись искренней благодарностью к своему обо всем позаботившемуся мужу, принимала поздравления уже с чувством выполненного долга.
Когда до начала второй смены осталось пять минут, директриса, спешно дожевывающая брызжущий соком красный персик, сдавленно попросила:
– Друзья! Давайте заканчивать! Уроки!
Наталья Владимировна попыталась выбросить использованную посуду, но возмущенные сослуживцы ей этого не позволили. Ольга Павловна, отобравшая у нее пластмассовые фужерчики на высоких ножках, воскликнула:
– Ну что вы, Наталья Владимировна! Какая расточительность! Вы идите домой, а мы сейчас это всё вымоем, и в шкаф уберем. И спасибо передайте вашему замечательному мужу, он нам такой праздник устроил!
Вечером Наталья с воодушевлением передала благодарность Николаю. Он снисходительно похлопал ее по колену.
– Да ерунда! Я и себе то же самое купил, правда, еще и шотландское виски в придачу. Знаешь ведь правило: подчиненные пьют то, что нравится шефу. Вот и у нас все пьют виски, потому что его предпочитает генеральный. Я себе коньяка бы лучше купил, но приходится потрафлять Женьке. Но ты вполне можешь отблагодарить меня в индивидуальном порядке.
Наталья отблагодарила, и они уснули, вполне довольные друг другом.
На следующий день она предложила Даше, жившей на первом этаже школы в конурке рядом со спортзалом, где раньше хранилось всякое спортивное барахло, перебраться в ее квартиру. Та, узнав условия, расплакалась от облегчения.
– Спасибо, Наталья Владимировна! Я думала, что всю жизнь буду здесь жить!
Она попыталась благодарить еще, но Наталья Владимировна, физически не выносившая слез, быстро сбежала, договорившись, что Даша приготовится к переезду, а она с мужем заедет за ней к семи часам. Вечером они перевезли новых жильцов на квартиру. Наталья Владимировна, чтобы не было недоразумений, познакомила их с соседями и Борисом, и, успокоенная, уехала.
Николай предложил съездить к Саше, повидать внучку, и Наталья с радостью согласилась. Приехали без предупреждения. У дочери в гостях сидел несколько развязный молодой человек с замашками всеобщего любимца, и Наталья Владимировна вспомнила о некоем Павле, о котором ей как-то говорила Саша.
Он показался ей слащавым и самовлюбленным. В общем, откровенным хлыщом. Не похоже было, чтобы он нравился дочери, но она его почему-то терпела. Присмотревшись, вернее, прислушавшись, поняла: он забавен. Во всяком случае, не лишен остроумия и чувства юмора. К тому же часто смеется над собой, это уже кое-что.
Вернувшись домой, они обсудили этого самого Павла и постановили: он Саше не пара. Во всяком случае, ничем не лучше Юрия, такой же эгоист.
А это время Юрий слушал отцовскую проповедь, стараясь сдержаться и не нагрубить. Евгений Георгиевич, войдя в раж и закатывая глаза, вещал: