Наталья стояла перед ним в привычном уже домашнем виде: босая, с распущенными волосами, в коротких, неровно обрезанных джинсах, с книжкой в руках, в которую заглядывала одним глазом. Он молчал. Оторвавшись наконец от книжки, она посмотрела на него обоими глазами и долго вглядывалась, чуть хмурясь.
Евгений тихо сказал:
– Здравствуйте, Наталья Владимировна! Это вам! – и протянул ей букет.
Она молча шагнула в сторону, давая ему пройти. Так же молча вытащила из небольшого шкафчика в прихожей большие домашние тапки и подала ему. Он поморщился, но переобулся. В комнате было светло и очень, не по-городскому, тихо. Казалось, что они в середине огромного леса, может быть, даже тайги.
Впечатление усиливалось плотной стеной зелени, стоявшей за окном. На этот раз в квартире не пахло ничем съестным, и в воздухе витал чуть различимый аромат отцветающих яблонь, залетающий в раскрытые окна. Хозяйка не слишком дружелюбным жестом пригласила гостя присесть.
Тот сел на предложенное ему кресло, отчаянно робея. Это чувство было ему неприятно, и он напомнил себе, что он взрослый мужчина, генеральный директор огромного производственного объединения. А она – просто женщина, которых много. Но эти гордые мысли не помогали, и он почувствовал, что начал потеть от беспокойства и неуверенности в исходе своего очень непростого дела.
Наталья Владимировна поставила букет в красивую хрустальную вазу, села напротив и спокойно ждала, когда же гость освоится настолько, чтобы начать говорить. Она уже знала, зачем он пришел. Разговор с Николаем о неравнодушии к ней Евгения Георгиевича, хоть и состоялся больше года назад, но к подобному визиту ее подготовил.
Она в упор без всякого сочувствия смотрела на влажный лоб визитера и сочувствовала его жене. Разве можно так перешагивать через людей? Но мужчины существа странные, порой настолько бездушные, что она поневоле думала, одной ли они с ними крови. Может быть, как писали в одном не слишком умном журнальчике, они в большинстве своем действительно инопланетяне и им просто недоступны человеческие чувства, такие как сострадание, жалость, умение сопереживать?
Она смотрела на него и не понимала, зачем к ней пришел этот умный в общем-то человек. Она не могла дать ему ни счастья, ни даже удовольствия. В ней когда-то надломилась какая-то очень важная пружинка, которая заставляет людей искать себе подобных. Она давно поняла, что ей гораздо лучше одной, и что единственный человек, который никогда не наскучит – это она сама.
Наталья Владимировна любила только дочь и ко всем остальным относилась с достаточной долей разумного безразличия. При таком раскладе жизнь была довольно сносной. Во всяком случае, как говорится – «если у вас нету тети, то вам ее не потерять». А связываться с мужчинами, такими эгоистичными и такими одинаковыми по своей внутренней сути – боже упаси!
Не знавший о ее мыслях Евгений Георгиевич собирал разбежавшиеся в разные стороны мысли и думал, с чего начать. Решил начать с начала и выпалил:
– Я ушел от Ларисы!
Она нахмурилась и недовольно сказала:
– Так я и знала!
Это в его сценарии предусмотрено не было и он невольно осведомился:
– Откуда?
Она не сочла нужным скрывать:
– От Николая Ивановича.
Евгений подпрыгнул в кресле, вспомнив давнее соперничество, и ревниво пророкотал:
– Он что, часто здесь бывает?
Хозяйка с предупреждением посмотрела на него.
– Да не очень.
Он нервно вскочил, но тут же сел обратно.
– Вот как! Теперь понятно, почему он так на меня смотрит.
Теперь уже заинтересовалась и она.
– Как смотрит?
– Как на личного врага. А ведь мы старинные друзья, почти со школьной скамьи. Нас даже его женитьба не поссорила, хотя он отбил мою девушку и мне полагалось его ненавидеть. Но я всё простил.
Саркастично посмотрев на него, она иронично протянула:
– Какой вы добрый, однако! Я и не знала.
Он грозно прорычал:
– Был добрый, да весь вышел. Этого я ему не прощу!
Она с ощутимой угрозой в голосе спросила:
– Чего не простите?
Он осекся, не зная как вывернуться. Похоже, он уже начал делить шкуру неубитого медведя.
– Я не об этом пришел поговорить.
Наталье не хотелось слушать ни признаний, ни просьб. Зачем всё это? Жизнь была устоявшейся, простой до примитивности, но это-то и было приятно.
Но Евгений настойчиво продолжал, пытаясь вырвать ее из привычного, такого уютного, одиночества.