— Почему все приходят обсудить со мной, что я ем?
— Потому что ты почти ничего не ешь. Хотя при язве это объяснимо.
— Нет у меня никакой язвы. — И все-таки его прикосновение вызвало у нее боль — но совсем по иной причине. — Пропусти меня, пожалуйста.
— Сначала заплати по счету. — Не успела Ванесса ничего ответить или возразить, как он поцеловал ее — крепко и как-то по-хозяйски. Поцелуй затянулся, и ей пришлось ухватиться за него, чтобы не упасть. Пол, казалось, уплывает у нее из-под ног, и Брэди оказался ее единственной опорой — его бедра, прижавшиеся к ее бедрам, его пальцы у нее в волосах, его губы, жадные и нетерпеливые, бродящие по ее лицу.
Она пахла утром, дождем. Он представлял себе, каково было бы любить ее в этом утреннем сумраке, чувствуя ее вздохи у себя на щеке и как ее руки все крепче обвиваются вокруг его тела, а каждая косточка в ее теле плавится от их близости. И сколько же ему еще ждать? Он отстранился и прошептал:
— Ванесса…
— Молчи.
Она прижалась губами к его шее. Она ничего пока для себя не решила, но сейчас, в этот миг, ей хотелось только чувствовать его. Его упругий пульс быстро бился под ее губами. Потом его руки постепенно ослабили объятие и стали поглаживать ее по волосам. Все внешние звуки и ощущения, исчезнувшие на какое-то время, вернулись к ней — перестук дождя, холодок кафеля под ее босыми ногами, ароматы кофе и корицы. Но болезненная тяга к нему не ослабевала, равно как и смятение и страх в душе.
— Не знаю, что мне делать, — прошептала она. — С тех пор как я тебя увидела, меня
как будто подменили. Я ничего не соображаю.
Он снова сильно сжал ее плечи:
— Я хочу тебя, Ван, а ты хочешь меня. Мы давно не дети.
Она отступила — насколько позволили его руки.
— Но меня это мучает.
— Конечно. — Они внимательно смотрели друг на друга. — И мне это не нравится. Если тебе нужны обещания, гарантии…
— Нет, — перебила она. — Мне не нужно ничего, чего я не могла бы сама тебе дать.
А он готов был дать ей какие угодно обещания, сотни обещаний. Он проглотил их, напомнив себе, что всегда торопится, если дело касается Ванессы.
— А что ты можешь мне дать?
— Я не знаю. — Прежде чем вырваться, она коротко сжала его руки. — Боже мой, Брэди, у меня такое чувство, будто я живу в каком-то Зазеркалье.
— Это не Зазеркалье, Ван, — сказал он, борясь с желанием снова обнять ее. Он хорошо помнил слова отца: если держишь что-то слишком крепко, оно проскользнет между пальцев. — Это мы с тобой.
Она внимательно рассматривала его лицо — его необыкновенно синие в окружении черных ресниц глаза, влажные растрепавшиеся волосы, упрямый подбородок и чувственный рот. Трудно было забыть, почему она тогда влюбилась. И страшно подумать, что она любит его до сих пор.
— Я не стану притворяться, говоря, что не хочу быть с тобой. И в то же время мне хочется убежать от тебя как можно дальше. — Она прерывисто вздохнула. — Но с надеждой, что ты меня догонишь. Я понимаю, что с тех пор как вернулась, я веду себя, мягко говоря, не последовательно, но это все потому, что я не ожидала встретить тебя здесь. И конечно, не ожидала, что мои старые чувства возродятся. И это еще не все… Дело в том, что я не понимаю, насколько мои теперешние чувства к тебе истинны. Не память ли это прежних дней?
Ее признание поразило его, он немного растерялся.
— Мы теперь другие люди, Ван.
— Да, — спокойно согласилась она. — Когда мне было шестнадцать, я готова была бежать за тобой на край света, Брэди. Я мечтала, что мы всегда будем вместе, у нас будет дом, семья.
— А сейчас что ты об этом думаешь? — осторожно спросил он.
— Сейчас мы оба понимаем, что все не так просто. У каждого из нас своя жизнь, свои цели, проблемы. У меня и раньше были проблемы, а теперь тем более. И я считаю, что не могу отдаваться чувствам, пока не решила, что мне дальше делать в жизни, продолжать ли заниматься музыкой или нет. Иначе нам будет тяжелее расставаться.
Ему чуть не стало дурно. Он запаниковал. Она снова собралась уезжать. Его сердце разорвется.
— Если ты просишь меня оставить тебя в покое, то напрасно, — заявил Брэди, сжимая ее плечи. Возбуждение и тревога — два неразлучных спринтера — с дрожью промчались по спине Ванессы. Ей показалось, что в его глазах она видит того мальчика, которого она знала и любила когда-то — безрассудного, бесстрашного, перед которым не могла устоять.