Последние отзывы

  21  

Федор Николаевич икнул от неожиданности, опрокинул в рот большого рюмаша, понюхал корочку и почти трезво сказал:

— Ты, Моисеич, и ты, Василий, — не маленькие. Сами понимать должны: ваша бандура — груз негабаритный. Только Волга-Балтом!

— Но вы же сами говорили, что на барже до Одессы нужно не меньше месяца чапать! — простонал Василий.

Федор Николаевич хотел было ответить Василию, но в эту секунду мимо него стал протискиваться официант с блюдом свежих помидоров, зелени, севрюги и зернистой икры.

Федор Николаевич охнул и ухватил официанта сзади за смокинг:

— Ты ж говорил, что помидоров и икры у вас нет?! А это что?!

— Помидоры и икра только на конвертируемую валюту! Пустите сейчас же, а то милицию вызову, — огрызнулся официант.

— О, бля… Дожили. Перестроились… — только и смог сказать Федор Николаевич.

За соседним столиком трое военных летчиков — подполковник, майор и капитан, пили из фужеров шампанское пополам с коньяком. Пьяными и блудливыми глазами они в упор разглядывали чужих женщин, время от времени подполковник протягивал капитану двадцатипятирублевку и хрипло говорил:

— Отнеси. Пусть еще споет за Одессу!..

Белоснежный детина с ловкостью фокусника принимал «четвертак», делал знак оркестру и, выждав четыре такта вступления, начинал:

— «В тумане скрылась милая Одесса, золотые огоньки…»

Что бы ни пел детина — все танцевали только фокстрот.

— Ну, так мы придем в Одессу на месяц позже! — кричал Марксен Иванович. — Вася! Закусывай сейчас же!.. Арон! Куда ты смотришь? Положи Васе ветчинки… Вы столько лет ждали этого момента. Так подождите еще месяц — ничего страшного. На барже отдохнете, наберетесь сил и в Одессу придете готовыми ко всему…

— Шо я слышу? — прохрипел подполковник и с полным фужером, качаясь, подошел к Марксену Квановичу. — Не, шо я слышу?! Сплошной разговор за Одессу!.. В этом городе трех, мать их за ногу, революций, в этой, извиняюсь, обосранной колыбели, люди говорят за мою милую, родную Одессу?! Разрешите представиться — военный летчик первого класса подполковник Ничипорук…

Подполковник даже попытался щелкнуть каблуками, но пошатнулся, и если бы Арон вовремя не подхватил его, на Вооруженные силы могло бы лечь пятно позора.

— Вы лучше присаживайтесь, товарищ подполковник, — сказал ему Арон.

— Зови меня просто — Леха, — прохрипел Ничипорук.

Этой ночью «москвич» снова стоял у кильблоков «Опричника». Но теперь в нем, на правах полновластного хозяина, спал мертвецки пьяный Федор Николаевич, и в такт его булькающему, рыдающему храпу в стареньком «Москвиче» что-то ритмично дребезжало и позвякивало…

В уже почти обжитой каюте «Опричника» при полном электрическом свете (украденном с соседнего фонарного столба) гуляли «под большое декольте» Арон, Вася, подполковник Леха, майор Аркаша и капитан Митя.

Во главе стола сидел улыбающийся и единственно трезвый Марксен Иванович и прихлебывал обжигающий чай, держа большую фаянсовую кружку двумя руками.

— Нет, Леха!.. Ты чего-то явно не понимаешь! — кричал Вася. – Она только длины — семнадцать метров!!!

В ответ все три летчика оскорбительно захохотали.

— И в высоту, с кильблоками — четыре!.. — добавил Арон, чем вызвал еще больший взрыв веселья со стороны представителей военно-воздушных сил.

— Ой, я сейчас умру!.. — хрипел Леха. — Митя! Наливай!..

— А то, что она весит тринадцать тонн, это ты понять можешь?! — в отчаянии прокричал Вася. — Да еще центнер консервов, крупа, инструменты!.. Наши собственные шмотки, наконец!

— Ой, ой… — заходился Леха. – Не, чижики, вы слышите?! Если я счас не выпью, я просто не знаю, что будет!!!

— Васенька! Арончик!.. — сквозь смех и слезы прокричал капитан Митя. – Вас на сцену — Мише Жванецкому делать нечего!.. Скажи, Аркаша?

— Жуткий, повальный успех! — подтвердил майор. — Они всех комиков по миру пустят, да, командир?

— А то! — прохрипел подполковник Леха.

Арон и Василий были откровенно растеряны. Марксен Иванович тоже пребывал в легком недоумении.

— Подождите, ребятки… Леша, Аркадий, Митя! Вы, что, серьезно это? — спросил Марксен Иванович.

— Не, Марксен Иванович, — отрицательно качнул головой подполковник Леха. — Пока это было не серьезно. Пока что это был чисто одесский треп. А теперь, ша!

И за столом стало тихо.

— У всех налито? — спросил Леха, оглядел стол и сам себе ответил: — У всех. Тогда три минуты попробуем быть серьезными. У меня экипаж — восемь чижиков. Классные чижики! Где сейчас остальные пять, меня не колышит. Лишь бы они к сроку были на базе у самолета. Если я что скажу не так — мой второй летчик Аркаша и мой штурманец Митя меня поправят. Я разрешаю. Несколько лет мы с чижиками каждый день летали в Афган. Мы возили туда живых мальчиков, а обратно привозили мертвых. И за это мы получали чеки Внешторгбанка и ордена… Теперь все иначе. Теперь мы перестроились и перековали мечи на орала. Теперь мы играем в конверсию. Теперь мы возим тихие мирные грузы. Хотя, что может быть более тихим и мирным, чем двести гробов с мертвыми мальчиками? Неужели тот двухэтажный разобранный дом с ваннами и туалетами, всего на восемь комнат и гаражом на две машины, который мы сегодня приволокли из Одессы в Ленинград от нашего одесского жулика-генерала — вашему ленинградскому жулику-генералу, чтобы вашего не обвинили, что он построил себе дачу, используя служебное положение. А называется наш рейс — Советская Армия помогает народному хозяйству! Так неужели после всего этого дерьма мы не можем запихать вашу паршивую лодочку… семнадцать метров!.. тринадцать тонн!.. Тьфу!!! в наш замечательный аэроплан, со всеми вашими бебихами, и через три часа вы увидите нашу Одессу, а еще через пару дней выйдете в открытое море и поплывете навстречу своей судьбе… И не волнуйтесь, Арончик и Вася. И вы, Марксен Иванович, умоляю, не нервничайте. После погрузки вашей яхты в нашем самолетике еще найдется место для пары пульмановских вагонов.

  21