очень нудно 
3 
– Лотти Линклей, – коротко сказал маркиз. Герцог задумался, словно не в силах вспомнить, чье это имя. Затем издал приглушенный крик, и выражение его лица изменилось.
– Лотти Линклей! – повторил он. – Уж не хотите ли вы сказать…
– Хотим, – подтвердил маркиз. – Он не только женился на ней, но объявил всем и каждому, что у нее будет ребенок!
– Не могу поверить, что это правда. У Лотти будет ребенок! – пробормотал Бакхерст.
– Я не слыхал о ней столько времени, что, оказалось, она уже старуха. Но по словам Эдмунда, ей – тридцать один, – добавил маркиз.
Герцог осушил бокал так, словно это ему было сейчас необходимо. При этом он думал о том, что последний раз видел Лотти Линклей, когда она выступала на полковом обеде, устроенном одним из его друзей в отдельном зале публичного дома.
Это был совершенно безумный вечер: превосходная выпивка лилась рекой, и с каждым гостем была прелестная молодая женщина.
Но кульминацией празднества стал момент, когда вместе с портвейном на середину стола был поставлен огромный торт, украшенный свечами, число которых соответствовало возрасту полка.
В качестве старшего по званию офицера герцогу была предоставлена привилегия задуть свечи, а затем ему вручили саблю, чтобы он разрезал торт.
Как только он собрался это сделать, верхушка торта откинулась, и из него, как Венера, восстающая из морской пены, появилась Лотти, на которой не было почти ничего, кроме нескольких перьев цвета полкового знамени, и запела некую фривольную песенку, припев которой знали почти все присутствующие.
Несомненно, она выглядела тогда очень привлекательной и соблазнительной.
Но герцогу не было нужды пояснять: немыслимо было даже подумать о том, чтобы она когда-нибудь стала герцогиней Бакхерст.
– Эдмунд говорит, – продолжала маркиза, – что, поскольку у тебя нет возможности произвести собственного наследника после того, как ты объявил себя закоренелым холостяком, он полон решимости взять эту трудную миссию на себя, и в Уайте уже держат пари: кто будет у Лотти – сын или дочь.
Герцог встал.
– Проклятие! Это уж слишком!
– Мы знали, что ты поймешь наши чувства, дорогой Бак, – сказала Элизабет. – И ты понимаешь также, что есть лишь один-единственный выход.
– Жениться! – без всякой необходимости добавила Маргарет.
Герцог знал, что они только этого и ждут, затягивая паузу, он отошел к окну, чтобы выглянуть в сад, разбитый позади дома.
На небольшой площади были представлены разнообразнейшие виды цветов, кустарников и деревьев. Но герцог не видел ни золотых нарциссов, ни первых лилово-белых цветов сирени: их заслонили всплывшие в памяти огромные деревья в парке Бакхерста.
За ними высился дом, стоявший на своем фундаменте целых четыре столетия и в последний раз подвергавшийся некоторой переделке и реставрации за пятьдесят лет до описываемых событий.
В их семье среди предков часто встречались государственные деятели, а еще больше было видных генералов и выдающихся адмиралов.
И хотя некоторые из них распутничали, как и он сам, никто за всю историю их династии не посмел сделать кого-то вроде Лотти Линклей своей женой, и сама мысль о том, что она может занять место герцогини – его матери, казалась абсурдной.
За спиной Бакхерста царило молчание: сестры наблюдали за ним, чуть ли не затаив дыхание, в ожидании его реакции. Да, похоже Эдмунд побил их карты козырем.
Герцог уже потерял счет бесплодным разговорам, когда Элизабет и Маргарет чуть ли не на коленях умоляли его жениться и завести семью.
А он смеялся и заявлял, что перед ним еще вся жизнь и что он предпочитает оставаться холостяком и, несомненно, останется им до самой смерти.
Бакхерсту нравилось подшучивать над ними и декларировать при всех, что брак – не для него и что ни одной женщине не удастся заставить его пойти под венец. У него даже появилось шутливое прозвище – Герцог-холостяк.
Предлагали даже основать «Клуб холостяков» под его председательством.
Но если большинство друзей знали, что это не всерьез и он просто откладывает тот неприятный момент, когда будет вынужден жениться, Эдмунд воспринял его браваду буквально.
«Этого можно было от него ожидать!» – раздраженно подумал Бакхерст.
Затем ему пришла в голову мысль: только Эдмунд способен жениться на такой женщине, как Лотти, и полагать, что, если он унаследует титул, общество согласится признать ее герцогиней Бакхерст.
3 
