28 
Она улыбнулась ему, пряча руки в складках дневного платья в бело-золотистую полоску.
— Здравствуйте!
— Я тебя не заметил. Извини. Ты здесь давно?
— Не очень. — Расхрабрившись, она отошла от двери. — Я встретила в коридоре лорда Весси, и он сказал, что вы здесь.
— Вот как? — Подойдя к длинному столу, придвинутому к одной из стен, он положил рапиру и протянул руку за полотенцем, висящим на спинке одного из стульев. Им он вытер сначала руки, а потом — рукоять рапиры, очищая ее от следов своего пота. Закончив, он снова повернулся к Габриэле. — Мне казалось, что это утро ты проводишь с другими дамами. Кажется, вы собирались заняться живописью?
— За акварелью я получила один очень ценный урок.
Густая бровь вопросительно выгнулась:
— И какой же?
— Что я никудышная художница.
На его губах появилась улыбка, глаза весело блеснули, и из горла вырвался рокочущий смех.
— Не может быть, чтобы все было настолько плохо.
— Еще хуже, можете мне поверить. И хотя Джулианна очень старалась уговорить меня не сдаваться, я прекрасно могу понять, когда положение оказывается безнадежным. Нет, живопись никогда не станет тем, в чем я могла бы блеснуть.
Он упер кулак в бедро.
— Не огорчайся. У тебя множество других талантов. Иные из них просто исключительны.
— Хотя, наверное, не всегда в той области, которая присуща леди. Пример — мое владение луком или огнестрельным оружием. И фехтовать я тоже умею.
— Правда? И откуда у тебя такая способность?
Не успела она ответить, как он вскинул руку:
— Погоди! Я сам угадаю: еще один друг, выступавший в цирке?
Выпятив нижнюю губу, она скорчила обиженную гримасу.
— А вот и нет. — Неспешно подойдя к столу, она взяла в руку его учебную рапиру и отступила на несколько шагов, чтобы ей ничто не мешало рассекать клинком воздух. — Меня учил постановщик поединков из нашей театральной труппы, месье Монтегю. Он мог перерубить свечи в канделябре так, чтобы они остались стоять и горели, как ни в чем не бывало.
— Похоже, он был настоящим мастером своего дела.
— Совершенно верно. Он был французским эмигрантом, потерял дом и семью во время террора. Он не рассказывал подробностей, но мы все считали, что он был младшим сыном одного из аристократов и видел, как все его близкие пали жертвами Комитета и мадам Гильотины. Он время от времени пытался утопить свое горе в вине. И, тем не менее, был великолепным фехтовальщиком.
— И он тебя учил?
Снова улыбнувшись, она медленно описала клинком круг. Отведя левую руку назад и вверх, за Голову, она заняла правильную фехтовальную стойку.
— К барьеру! — воскликнула она.
Сделав выпад, несмотря на помеху в виде длинного подола, она прошла три шага и приставила затупленный кончик оружия ему к груди.
— Сдавайтесь, ваша светлость! — воскликнула она театральным тоном. — Ваша жизнь в моих руках!
Он мельком взглянул туда, где кончик рапиры прижимался к его груди.
— Похоже, что так, — отметил он хорошо знакомым ей ленивым тоном. — Вам это ничего не напоминает?
Она улыбнулась.
— Той ночью вы меня перехитрили.
— Согласись, у меня были веские на то основания.
— Не спорю. Но это не значит, что моя гордость не была задета. Честный игрок дал бы мне возможность реванша.
— Выйдя с тобой на дуэль?
Она кивнула.
— Порядочный мужчина не станет сражаться с дамой.
— Ну, пожалуйста, уступите мне, ваша светлость. В порядке исключения…
— Уайверн, — поправил он ее. — И прекрати взывать к моей исключительности. К тому же, как я могу принять вызов, когда нахожусь всецело в твоей воле… когда ты меня буквально обезоружила?
«В моей воле — как же!» — мысленно рассмеялась она. Ведь позади него было свободное пространство — и он не хуже ее знал, что может освободиться из этого «захвата», если это можно так назвать.
— Здесь на стенах сколько угодно другого оружия. Выбирайте любое, — предложила она.
Он высокомерно вскинул голову, отказываясь:
— Я предпочитаю мое. Привык к рукояти. Признавая его правоту, она опустила рапиру.
— Хорошо. Тогда я выберу что-нибудь другое. Ловко перевернув оружие, она протянула его Уайверну рукоятью вперед.
Чуть поклонившись, он принял рапиру:
— Благодарю, мисс Габриэла.
Подойдя к дальней стене, она принялась изучать клинки, спиной ощущая его пристальный взгляд.
28 
