Глава пятьдесят первая

Серегей, Перунов Гром

Когда заморили червячка, Серега улучил момент, отозвал Горазда в сторонку:

– Утварь драгоценную поможешь продать?

– Ясно, помогу. Чья утварь-то?

– Больше ромейской работы. И… лучше ее продавать подальше отсюда.

– А поглядеть можно?

– Не сейчас. Сейчас она в земле схоронена.

– А-а-а…– Горазд поглядел, прищурясь.– Значит, правду говорят про ту… дань?

– Что говорят? Кто?

– Успокойся. Не народ. Так, меж своими слухи ходят. Я болтать не буду, ты знаешь.

– А что еще говорят?

Вместо ответа Горазд позвал:

– Мышата!

Серегин названый брат что-то очень серьезно толковал желтоголовому, как одуванчик, племяннику. Маленький Рад дядю слушал, но времени даром не терял: грыз медовый пряничек.

– Мышата, поведай, сынок, что слыхал о герое нашем! – Горазд хлопнул Серегу по спине.

– Это можно,– степенно отозвался Мышата.– Только, брат, чур, уговор. Я те – слухи, ты мне – правда то иль брехня. По рукам?

– Ах ты торгаш хитрый! – Духарев сгреб Мыша в охапку.

– Пусти, медведь! – затрепыхался Мыш.– Ребры поломаешь!

– А будешь со мной рядиться? – грозно вопросил Духарев.

– Не буду, не буду!

– Тогда живи,– Серега разжал объятья, Мыш отряхнулся, поправил одежку, вернул на место сдвинутую золотую гривну.

– Говорят: ты сын Олегов! – Мыш ухмыльнулся, показав редкие зубы.

– Чего?!

– Того! – Очень довольный Мыш подбоченился.– Говорят, родил тебя Олег тайно от полюбовницы, девы небесной, и спрятал до времени, поручив тебя ведунам да чудищам лесным. И сидел ты в дупле дубовом тридцать лет и три года, а нынче вышел.

– Что за бред? – изумился Духарев.

– Кому бред, а кому и сказка красная!

– И что, этому верят?

– На торгу народ к красному слову доверчив! – Мыш осклабился.– Я-то помню, какой ты дурачок был, когда мы встретились, но люди-то не знают и всякие басни плетут. Вона в Переяславле на торгу про тебя пели.– Мыш взял в руки невидимые гусли, затянул тенорком.– Повстречал князь наш Игорь-батюшка во поле войско несчислимое, печенежское. И вело то войско чудище страшное, само сплошь железное да на железном коне…

– Слушай, давай простыми словами,– попросил Духарев.– У меня от твоего пения уши болят.

– Можно и без пения,– согласился Мыш и продолжил: – …И явился князю нашему витязь великий, именем Серегей, прозвищем Перунов Гром, и говорил, что один лишь он то чудище побить может. И велел князь боярину Асмуду проверить витязя – и побил тот Асмуда. Но пожалел, не стал жизни лишать. А потом выступил против чудища степного железного да схватил его да вырвал из седла и грянул оземь, так что лопнуло железо и вышел из чудища дух огненный. И бежали в ужасе печенеги, побросав богатства, прежде добытые. И забрал князь те богатства, говоря: мое это, по княжьему праву.

И сказал тогда Серегей-варяг, Перунов Гром слово заветное. И по слову тому кануло в землю сыру печенежское злато-серебро.

И рассердился было князь-батюшка, да утишил гнев. И рек так: «Иди ко мне, Серегей, Перунов Гром! Одесную будешь сидеть, из чаши моей пить!»

Но отвечал ему воин Перунов: «Не тебе, но сыну твоему служить буду, коли поставишь пестунами ему Свенельда, воеводу славного, да Асмуда-боярина».

И сказал князь: «Быть по сему, коли вернешь ты мне злато-серебро печенежское».

И рек тогда Серегей, Перунов Гром: «Почто тебе богатство печенежское, неисчислимое, княже? Дни твои исчислены. Мертвому злато – без нужды».

– Во как закручено! – не без восхищения произнес Духарев.– И кто же это, интересно, певцов тех надоумил?

Мыш с Гораздом переглянулись.

– Понимает дело! – одобрительно отметил Горазд.

– Угу! И не скажешь, что варяг!

  117