Каждый выстрел отдавался у Андрея зубной болью, так как сейчас в белый свет как в копейку вылетали невосполнимые запасы патронов. С другой стороны, не дать бойцам опробовать оружие он не мог. Они должны были к нему привыкнуть, и, по-хорошему, он должен был выделить не жалкие тридцать патронов на каждого, а значительно больше, но были два «но». Первое: патронов было не так много. И второе: он помнил себя в училище, когда они, в общем-то привычные к огнестрельному оружию, терялись, когда начинало стрелять сразу несколько стволов. Поэтому-то, чтобы воины попривыкли, он приказал им стрелять всем одновременно, находясь друг от друга не далее двух метров. Правда, этот звук не должен был идти ни в какое сравнение с тем, что будет в закрытом пространстве, а бойницы для огнестрела Андрей распорядился устроить в казарме, чтобы обеспечить кинжальный огонь, чего не добьешься, стреляя сверху вниз. Там же находились и шестеро пареньков, которые должны были быть заряжающими, – трое при Андрее: что ни говори, а ручной пулемет был основным залогом успеха в этом бою, хотя Андрей очень сильно сомневался в том, что тот переживет этот бой, – нагрузка намечалась просто запредельная, – и по одному при автоматчиках. Им тоже нужно было хоть как-то осваиваться с этим шумом.
Выстрелы отзвучали довольно быстро, а вслед за ними из-за частокола раздались возбужденные, довольные голоса бойцов: парни слегка оглохли, а потому выражали свою реакцию далеко не шепотом. Ну прямо как дети. Им вот-вот предстоит серьезный бой, и, возможно, последний в их жизни, а они, как ребятня, радуются новой игрушке. Но этот задор порадовал Андрея. Если есть место шуткам и задору, то боевой дух людей на высоте, а это уже много. Очень много.
Кстати, о детях. Мальчишки появились в воротах и, подгоняемые Бруком, направились в казарму.
– Ну, Брук. Хочется же посмотреть.
– Насмотритесь еще! Давай в казарму, тренироваться снаряжать магазины! Быстрее, кому говорю!
– А из парнишки получится толк.
– Знаю, Джеф. Он вообще толковый, правда, когда не задирает носа.
– Милорд, я хотел поговорить с вами.
– Если хотел, то давай, а то скоро не до этого будет. Да и сейчас, в общем-то… Я слушаю тебя, Джеф.
– Возможно, мы сегодня не увидим заката, поэтому я хотел… Я не могу умереть с грузом на сердце… В общем… Как бы это…
– Ты хотел мне сказать, о том, что все это время сообщал обо мне сведения его светлости… – Андрей не спрашивал – он просто констатировал факт.
– Как?.. Когда…
– С самого начала, Джеф. С самого начала.
– Но…
– Почему я оставил тебя подле себя? Все просто. Потому что я с самого начала не хотел обманывать сэра Свенсона и быть с ним честным. Потому что, хотя тебя и обязали выполнять, по сути, неприятное и даже грязное поручение, ты остался тем, кем был всегда, – честным воякой, а значит, не мог меня оклеветать. Наконец потому, что я не врал, когда говорил, что считаю тебя больше другом, чем подчиненным. Вот так вот. А кем ты считаешь себя, Джеф?
– Если я могу еще на это надеяться, то вашим верным вассалом.
– Это правда, что ты никогда и никому не давал вассальной клятвы до меня?
– Ни до, ни после, сэр.
– Тогда постарайся впредь называть меня милордом, а не сэром. Ведь, кажется, так должен называть вассал своего сюзерена?
– Да, милорд! – Старый вояка расплылся в улыбке, словно ему только что преподнесли долгожданный рождественский подарок и, невероятное дело, угадали, чего именно он хотел.
– Если с этим все, тогда ступай и займись формированием двух отрядов стрелков. Думаю, нам пора выдвигаться: нужно еще подготовить позиции.
Когда они спустились во двор, их взору предстала любопытная картина. У стены казармы они заметили двоих. Один – подобный несокрушимому валуну, высокий, что твой орк, в котором легко угадывался Яков. И второй – тщедушного сложения, с рясой, подоткнутой под веревочный пояс, выставляя напоказ голые, худые ноги, – этим вторым мог быть только один человек в Кроусмарше. Разумеется, это был падре Патрик. При виде этой картины оба замерли, словно окаменели. Было чему удивляться, так как в руках падре был снаряженный арбалет с уже наложенным болтом. Яков коротко, по-деловому давал священнику наставления, при этом умудряясь сохранять почтительный тон, хотя было прекрасно видно, что успехами ученика он явно недоволен, – мало того, возмущен тем, что его вынудили заниматься со столь странным новобранцем.