Часть первая

• Мы странно сошлись.
• Средь салонного круга,
• В пустом разговоре его,
• Мы словно украдкой, не зная друг друга,
• Свое угадали родство.
• И сходство души не по чувства порыву,
• Слетевшему с уст наобум,
• Проведали мы, но по мысли отзыву
• И проблеску внутренних дум.

Каролина Павлова

Глава 1

1877 год. Лондон

– Ждете кого-то? - Мужской голос нарушил тихие шорохи парка. Русский акцент, мягкий, слегка гортанный, ласкал слух.

С невеселой улыбкой Эмма обернулась навстречу выступившему из сумрака князю Николаю Ангеловскому.

Золотистой кожей, неровно выгоревшими на солнце волосами и непредсказуемой жестокостью Николай напоминал тигра. Никогда ни в ком другом не видывала Эмма такого идеального сочетания красоты и угрозы. Она по собственному опыту знала, что его стоит бояться. Но она привыкла обращаться с опасными животными и знала, что самый верный способ накликать беду - это выказать страх.

Расслабив спину, Эмма поудобнее уселась на каменной скамье, стоявшей в самом отдаленном уголке распланированного на французский манер регулярного парка.

– Уж точно не вас, - резковато откликнулась она. - А вы здесь зачем?

Он улыбнулся в ответ, сверкнув в темноте белоснежными зубами.

– Захотелось прогуляться.

– Буду признательна, если вы станете прогуливаться где-нибудь в другом месте. Я надеюсь встретиться здесь кое с кем наедине.

– С кем же? - Сунув руки в карманы, он обогнул скамью.

– Уходите, Николай.

– Велите мне.

– Уйдите!

– Дитя, вы не можете приказывать мне в моем собственном поместье.

Николай остановился в нескольких шагах от нее. Он был высок - один из немногих мужчин в Лондоне, на которых Эмме не приходилось смотреть сверху вниз. У него были крупные руки и ноги и мощная поджарая фигура. Тень скрывала его лицо, лишь желтый блеск глаз пронзал сумрак ночи.

– Я не дитя, я взрослая женщина.

– Верно, - мягко сказал Николай. Он окинул взглядом ее тонкую фигуру в простом белом платье. Лицо Эммы, как всегда, было без румян и пудры. Волосы необыкновенно красивого рыжего цвета, с бронзовыми и коричневыми отблесками стянуты в тугой узел, но непокорные кудряшки выбивались, обрамляя завитками лицо и шею.

– Вы сегодня прекрасны, - произнес он. Эмма рассмеялась:

– Не льстите мне. В лучшем случае меня можно назвать привлекательной, и я это отлично знаю. Бесполезно втыкать в голову шпильки и сдавливать ребра корсетом так, что едва возможно дышать. Поэтому я предпочитаю носить сапоги с брюками и чувствовать себя удобно, как мужчины. Если уж ты некрасива, то не стоит и стараться.

Николай не стал спорить, хотя у него было свое мнение насчет особой, неповторимой привлекательности Эммы, которая всегда его завораживала. Она была сильной и жизнерадостной, обладала смелым изяществом парусника с высокими мачтами. В ее лице изысканно сочетались нежность угловатых скул, сочный рот и золотая россыпь веснушек на переносице. Тонкая, длиннорукая и длинноногая, она даже без каблуков была почти шести футов ростом. Николай был выше ее всего лишь на какие-то два дюйма. Он часто представлял себе, как идеально прильнет к нему ее тело, как обовьются вокруг него ее руки и ноги…

Они подходили друг другу. Странно, что никто другой этого не видел, но Николаю это стало ясно давно, еще с первой их встречи. Она тогда была дьяволенком, взрывчатым комком. Неуклюжие руки и ноги… Буйные рыжие кудри… Теперь, в двадцать лет, она превратилась в молодую женщину, беспощадно искреннюю и прямодушную, что так оттеняло его собственную скрытность и замкнутость. Она напоминала ему тех женщин, которых он знавал в России: с пламенной душой… совершенно не похожих на этих европейских, с рыбьей кровью, с которыми сводила его жизнь последние семь лет.

Понимая, что он ее оценивающе разглядывает, Эмма скорчила рожицу.

– Мне все равно, что я некрасивая, - заявила она. - Насколько я успела заметить, красота доставляет кучу неудобств. А теперь, Николай, вам действительно следует удалиться. Пока вы рядом, ко мне ни один мужчина не осмелится подойти.

– Кого бы вы ни ждали, он продержится не дольше остальных.

Эмма насупилась и промолвила с внезапным вызовом:

– Этот продержится.

– Из них никто не задерживается, - лениво продолжал он. - Вы сами их всех прогоняете в том же порядке, как они приходят. Почему бы это?

  1