Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
26 
– Нет, мадам.
– Да почему же нет?
– Это значило бы солгать.
– Наоборот! Восстановить истину. Вы сказали «нет», а думали «да», значит, ложь была тогда.
– Это была не ложь.
– А что же?
– Голос судьбы. Такая у меня несчастная доля.
– Какие глупости, Инге!
– Нет, мадам.
– Хотите, я сама с ним поговорю?
– Нет-нет, не нужно.
– Но это же такая нелепость!
– Так решила жизнь.
– Каждый может ошибиться. Но ошибки поправимы.
– Нет, мадам, слишком поздно, все кончено.
Переубедить Инге не удалось.
В тот вечер я с ужасом поняла: одно-единственное слово способно испортить всю жизнь.
Ну, правда, слово было не абы какое – слово «нет», смертельное, убивающее все вокруг. Конечно, без него не обойтись, но с тех пор каждый раз, стоило мне его произнести, как я слышала свист пули у самого уха. Ковбои на Диком Западе, подстрелив врага, делают зарубку на прикладе ружья: сколько зарубок, столько убитых. Если и у слов есть такие списки, то «нет» по числу трупов стоит в нем на первом месте.
Очень скоро Инге выгнали из фотомоделей.
– У вас слишком несчастный вид, это некрасиво, – безжалостно сказал наниматель.
А жаль: она теперь и без всякой диеты была тощей, как соломинка.
Инге продолжала жить, у нее, конечно, были мужчины, и я не знаю, как сложилась ее судьба в дальнейшем. Но уверена, что сердце ее умерло на моих глазах в лифте из-за сорвавшегося невесть почему слова.
Ни разу больше я не видела, чтобы она улыбнулась.
Такое вторжение смерти в жизнь испугало меня. Мне требовалось много любви, чтобы утешиться. И я, точно феодал, облагающий непосильными налогами обескровленный народ, требовала от своих близких нечеловеческой любовной дани, вымогала чуть ли не с ножом к горлу.
Они и сами, по доброй воле, готовы были все отдать, но мне этого казалось мало. Из мертвой Инге любви больше не выжать. И мои ожидания обратились к маме, самой ласковой из женщин.
Я вешалась ей на шею:
– Мамочка, люби меня.
– Я тебя люблю.
– Люби меня сильнее.
– Я тебя очень люблю.
– Нет, еще сильнее.
– Я люблю тебя так сильно, как только можно любить своего ребенка.
– Люби меня еще больше!
И однажды мама вдруг увидела, что ее обнимает монстр. Увидела людоеда, которого она породила, воплощение ненасытного голода, с его огромными глазищами, и этот лютый голод требовал пищи.
Наверно, какая-то темная сила толкнула маму сказать нечто такое, что многие сочтут жестокостью, но это было сказано с необходимой твердостью и оказало решающее влияние на всю мою последующую жизнь:
– Если ты хочешь, чтобы я любила тебя еще больше, понравься мне.
Я возмущенно взвыла:
– Нет! Ты моя мама! Я не должна тебе нравиться! Ты должна меня любить!
– Такого не бывает. Никто никого любить не должен. Любовь надо заслужить.
Это меня сразило. Ничего хуже мне никогда не доводилось слышать: оказывается, я теперь должна буду понравиться собственной матери. Мне придется заслуживать ее любовь, и любовь других людей тоже!
Значит, недостаточно прийти и потребовать, чтоб меня любили. Значит, я не божество. И значит, мне вовсе не причитаются по праву те фараонские порции любви, в которых я нуждаюсь. Это обилие следствий меня подкосило.
Ничего себе задача: понравиться маме… Как это сделать? Я понятия не имела.
А главное – заслужить любовь! Я чувствовала себя как английское августейшее семейство, которому вдруг велели бы платить налоги: как это?! Разве все не обязаны любить меня?
Кроме того, я же знала, что меня не устроят скромные дозы любви. А чтобы заслужить непомерные, нужно будет лезть из кожи вон.
Предстояло свернуть горы. И я догадывалась, что мне придется в жизни попотеть. Время эту догадку подтвердило.
От одной только мысли о таком тяжком труде я заранее устала.
К счастью, у меня перед глазами была Жюльетта. Ее любили бесконечно и без всяких условий.
Жюльетта была восхитительна. Она писала стихи, уснащенные неудобопонятными эпитетами. Вплетала в свои длинные волосы цветы. Подмалевывала глаза и школьный дневник. Ее любили лошади. Она прекрасно пела. Она дралась на дуэли с одним мальчишкой из класса, который отсек ей палец. Она умела печь блины, подбрасывая их на сковородке. Она дерзила взрослым.
Ослепительное создание!
26 
