Последние отзывы

  21  

Я ел, внутренне ликуя, во-первых, потому что было вкусно, а во-вторых, я благополучно избежал посещения музея. Кофе располагал к размышлению: а что я, собственно, имею против музеев? Мои родители не пренебрегали эстетическим воспитанием, привили мне вкус к чтению, к музыке — почему же с музеями у них вышла осечка?

Я стал припоминать первый музей, в котором побывал. Мне было, наверно, лет шесть. Затрудняюсь сказать, что именно меня повели смотреть, ацтекское или китайское, европейское или африканское. Какую-то хаотичную мешанину статуй, картин, битых горшков и могильных памятников. Одно я усвоил — все это было старье, даже если его называли модерном.

Мама непрестанно ахала и спрашивала меня о «впечатлениях». У меня их вообще не имелось — разве что от ее непрерывного оргазма, который я не смог бы не то что испытать, а даже сымитировать. Но надо было что-то отвечать, и я выдавливал из себя: «Красиво», чувствуя, что говорю невпопад, особенно когда мы задерживались перед экспонатами, посвященными принесению человеческих жертв. Однако родители, похоже, были в восторге от моего мнения. Я пришел к выводу, что они думают так же и, стало быть, у них плохой вкус.

Во всех музеях царил один запах — пахло мумией. Даже в отсутствие мертвых тел — что было редкостью в этих местах, где покойники считались высшим шиком, — все равно воняло смертью, и не волнующей смертью кладбища, не лютой смертью поля битвы, а скучной, официально увековеченной смертью.

Если моя мать приходила в экстаз от одного вида древностей, то отец, насколько я понял, прикидывался. Он смотрел на весь этот хлам вежливо-отсутствующим взглядом и оживлялся, лишь читая вслух музейные комментарии. Я убедился в этом в десять лет, когда мы осматривали выставку примитивного искусства. В одном углу стояли какие-то отвратительные палки, украшенные грубыми узорами. Папа подошел поближе к этому безобразию — возможно, от недоумения, что такое вообще могут выставлять. «Острова Самоа, резные сваи, — громко прочел он табличку. — Жюли, Батист, идите сюда, посмотрите. — И добавил, без малейшей иронии, без подтекста: — Какие великолепные резные сваи».

Помню, как мы с сестрой ошеломленно переглянулись. Папа говорил точь-в-точь как профессор Мортимер, герой комикса Эдгара Пьера Жакобса, в Каирском музее. Шпарил наизусть заученную роль.

Сказать по правде, если мне что и было интересно в музеях, так это поведение родителей. И их неизменный комментарий на обратном пути в машине: «Эти выставки все-таки утомительны, но хорошо, что дети посмотрели. Батисту так понравилось!» В основе культуры лежит недоразумение.

Короче говоря, будь музеи просто скучны, я бы их не возненавидел. Я ничего не имею против скуки, но скучать, чувствуя себя обязанным выказывать интерес, — вот это сущее мучение!

Покончив с кофе и с досужими размышлениями, я поднялся в кабинет. Открыл телефонную книжку на букве I и продолжил прерванную вчера работу. Я прижимал телефонную трубку к уху, как будто прослушивая прошлое Олафа. Моя сверка попахивала паранойей, но мне это занятие нравилось. Уж точно куда интереснее музея. Мои пальцы резво выстукивали номера, останавливаясь при первом же расхождении с мелодией, которую я не терял надежды услышать. Наверное, я походил на взломщика, подбирающего код к сейфу.

I.J.K.L.M.N.O.P.Q.R.S. Дело пошло быстрее, чем вчера, у меня выработался навык. Надо сказать, что списки К и особенно Q были предельно кратки. Мне случалось, забывшись, набрать номер до конца и дождаться ответа. Извинившись перед незнакомым голосом, я вешал трубку.

Я превратился в автомат и полностью отключился от действительности, как вдруг наконец узнал мою декафонию. В мозгу сработал сигнал тревоги, и я тотчас отсоединился. Чей же номер я набрал? Sheneve George — значилось в книжке. Какой национальности может быть обладатель такой фамилии? Как она произносится? Шеневе? Шенев? Сенв? A Georges — это Джордж или наш старый добрый Жорж? Сказано в точку: имя самое что ни на есть стариковское.

Надо позвонить этому человеку. Но мне не хватало духу. В конце концов, это могло быть просто совпадение. И потом, я еще не добрался до конца телефонной книжки. Между этим Sheneve и Z могли быть еще номера, которые лягут на мою мелодию. Нет, это вряд ли, я просто трушу, вот и ищу отговорки. Ну же, неужели зря старался? Наверняка именно этому человеку звонил Олаф за минуту до смерти из моей гостиной.

Я глубоко вдохнул и набрал мой траурный марш. В трубке раздался длинный гудок. В последний раз он сработал от кнопки повтора моего домашнего телефона. Автоответчика не было, это я уже знал. Я начал надеяться, что снова никто не подойдет, и тут трубку сняли. Ответила женщина:

  21