107 
— Убю суку! — проглотив мягкий знак, крикнул злой человек с ружьем.
Если бы Фил был в порядке, он, не колеблясь, объявил бы акцент бармалея кавказским.
Вовчик высунул ствол в трещину и не целясь выстрелил в сторону, откуда доносился тонкий визг редуктора пушки. Ракетка оказалась дефектной, но бармалей немедленно отозвался очередью. Аховое было положеньице. То ещё. Прямо скажем, безнадежное…
Что-то чиркнуло над кронами Летнего сада, скорее даже леса; крепко, до рези в носу, пахнуло озоном. Пулемёт захлебнулся и ствольная коробка с протяжным воем прекратила вертеться. Вовчик дождался паузы в ритме ружейной пальбы, вскочил и метким выстрелом уложил кавказского бармалея на месте.
— Бежим! — подхватил рюкзак на плечо.
Последний бармалей бросил свою пушку и потянулся за пистолетом. Большой, здоровенный детина в камуфляже, оснастка «минигана» подогнана любовно и со знанием дела, вся тяжесть приходится на спину, рука только направляет ствол. Боевик. Вовчик выстрелил, ракетка ударила в толстую стальную пряжку грудного ремня и не взорвалась. Бармалей сел, потом упал, будто в пояснице у него освободился шарнир.
— Ну как, развеялась? — спросил Вовчик на набережной, стирая со лба пот.
— Дурак ты! — сказала Лиза с чувством. — Мне отойти надо. В сторонку.
— Ну отойди.
Минут через пять она вернулась и помогла Вовчику надеть рюкзак.
08h
А мост, естественно, давно уже пребывал в аварийном состоянии. Мостам вообще не везло: если их не брала под своё покровительство гильдия, они приходили в упадок за считанные годы. После разорения Питера, когда коммунальные службы прекратили своё существование, все строения развалились очень быстро; но если пусть даже пятидесятиэтажный железо-стеклянный дом можно заменить на деревянный, то как прикажете восстановить сложнейшее сооружение более полукилометра длиной? Брёвна накатить? А что делать с тем вон танком, который рухнул в третий пролет, да так там и застрял, едва касаясь дульным тормозом поверхности воды? А с эти гнилые фермы — где теперь взять железо, такое железо? Асфальт, бетон, облицовка…
Где ты, прекрасная Омиер?! Может быть, цивилизация и не такое уж благо, и стоит всего того дерьма, которое случилось за последние четыреста лет, но… есть вещи и есть вещи. Вы бы отказались полетать только (ТОЛЬКО!) потому, что ваш дедушка в четыре года упал со стремянки?
Поросль так и не смогла укорениться на мосту, и выглядел он от этого ещё страшнее, чем могло показаться — во всем безобразии разрухи: облезший асфальт, проржавевшие и крошащиеся перила, огромная дыра посреди, на самом высоком месте, из неё торчит моторный отсек САУ, отвалившийся трак раскатан рядом и тоже проржавел… Одна из саевых экспедиций, видимо. Вовчик не без опаски сделал несколько шагов по осыпающемуся настилу первого пролета.
— Может, лучше вплавь, — опасливо спросила Лиза.
— Я столько не проплыву, — сказал Вовчик. — У меня ногу сводит в воде… — он подумал, — Вот что мы забыли!
Вовчик достал моток верёвки и попытался обвязать её конец вокруг пояса. Лиза смотрела, как он возится с узлом, потом не выдержала:
— Да не так это делается. Дай сюда, — она пропустила верёвку у него под мышками, как-то хитро оплела один конец другим, дёрнула — держит крепко.
А Вовчик ощутил очередной прилив совершенно несвоевременного возбуждения. Вроде бы — ну, было, да прошло, быльем поросло — ан нет, вот оно, плещет в крови, п-приливает… Дрянь такая.
Вот из принципа не прикоснусь, решил Вовчик. Пошла ты… н-недотрога.
Так же ловко она обвязалась сама, оставшийся конец заправила под рубашку.
— Ну что, попробуем. Ох, прости господи невинные прегрешения наши! Вовчик попробовал ногой плиту за стыком, качнулся, перенёс вес на переднюю ногу: — Здесь вроде можно.
— А ты что, верующий?
— Я? А по мне сильно заметно?
Она ничего не сказала, и продолжала молчать до конца пролета. Над опорой они остановились. Гребенки оконечников разводного пролёта тут совсем истлели, через дыру была видна поверхность воды. И то — какая вода, бревно на бревне. Буль! Не то страшно, что провалишься, в конце концов, можно и выбросить этот рюкзак — жизнь дороже; хотя как потом жить — тоже вопрос; но весь этот плавучий хлам… до воды долетишь, как язык — без костей.
— Ты хоть знаешь, куда дальше идти?
— Знаю.
107 
