Последние отзывы

  102  

— Значит, говоришь, не было? М-да, интересно… Что же тогда получается? А получается вот что… — он погрузился в размышления, бормоча время от времени, «А если так? Нет, так не выйдет, а что, если…».

Фил молчал. Сказать ему было нечего. В этом беда всех искусственных интеллектов: интуиция у них отсутствует напрочь. Не научились до Войны алгоритмизировать интуицию, а после — было уже некому.

— Не знаю, — сдался Вовчик. — Что-то не получается у меня. Не сходится. Данных, наверное, не хватает…

— Ну, брат… Вся правда как есть, она только у сая в персональном загашнике, а до туда, как до Луны…

— Так уж и до Луны, — хрюкнул Вовчик. — А ты что думаешь?

Фил ничего не думал. О чём бодро и сообщил.

Остаток ночи прошёл в стратегическом планировании.

А наутро — опять ловля строптивой твари; цирковой трюк с вплетением её в упряжь, трюки на дороге — проезжие возбуждали в мерине странные желания, его так и тянуло всех их обнюхать… Вовчику это надоело до смерти ещё вчера, к тому же он очень хотел спать, но оставить капризную поганку на попечение женщины, которая ещё чёрт его знает как с ним справится… Вот и свистит размочаленный уже двухметровый горбатый хлыст, выбивая пыль из мериновой шкуры.

И мост, Новый Марьинский, хотя ему уже за триста лет… Сложный узел развязки, бывший когда-то, наверное, предметом гордости местных мостостроителей, осыпался весь, как конфетти с ёлки; одни расставленные полукружьями опоры от него остались. Незатейливая фантазия послевоенных дорожников создала пандусы-насыпи, по которым можно было малым ходом заехать на полотно моста; мост старались поддерживать, но он и сам оказался крепко поставлен, держался до сих пор, несмотря на то, что в покрытии возникали уже опасные впадины, выбоины и вообще провалы, в которые сквозь переплет ферм можно было почти с двадцатиметровой высоты наблюдать, как внизу орудуют браконьеры — правда, о каких браконьерах может идти речь, если… Гляньте по сторонам, какой тут закон, какой рыбнадзор, голубой, понимаете ли, патруль: ха-ха три раза.

Лошак норовил обнюхать каждую впадину, суицидник хренов, разок даже примерился нырнуть в провал секции перил, но ограничился тем, что проскрёб телегу бортом по высокому бордюру, отделявшему пешеходную дорожку промахнулся.

На другом берегу начиналась прекрасная скоростная магистраль — точнее, то, что от неё осталось; так и хочется сказать: прямая, как стрела: ни фига не прямая, она плавной вытянутой немного на север дугой тянулась до самых пригородов — километров двадцать относительно ровной дороги — о! ровная дорога — как это прекрасно, когда едешь на неподрессоренной телеге, которую к тому же мотает от одной обочины к другой бестолковая лошадь… Солнце опускалось за ломаную линию городских развалин почти по осевой — если бы на дороге сохранилась разметка, получился бы превосходный восклицательный знак с жирной оранжевой кляксой вместо точки.

Давным-давно, когда гильдия ещё только разворачивалась и прокладывала пути, которые через столетия станут «народными тропами», безвестные нивелировщики спрямили по живому — правда, никто там уже не жил — взорвали квартал по нечетной стороне бывшей когда-то Народной, а теперь — безымянной улицы аж до самого моста, раскатали бульдозерами и заровняли катками. Именно там, в развалинах одного из домов на набережной и сидел, позевывая, саев карантинный патруль. Задача у него была простая, как у того демона: всех впускать, никого не выпускать. Они и трудились в меру своего разумения: где ж это видано, чтобы в саевом городе въездной пошлины не брали? И с выездной строго: не подмажешь — не поедешь. А поскольку заразы все-таки побаивались, то так и сидели в своем бельэтаже, лазерганы на мост нацелив. Несколько поджаренных лежали тут же, гнили на потребу твёрдости устоев. Кому надо было — шли, заранее руки подняв, купюрой помахивая не меньше чем десятирублевого достоинства. Для них-то посреди дороги и горел костер, прикрытый сверху решеткой. Для обеззараживания банкноты надлежало покласть на огонь, за чем следил специально выделенный лейтенантом патрульный с мощной оптикой. Правда, для гильдийских тяжеловозов карантинщики предусмотрительно делали исключение: переедет широкопрофильным колесом, или траками размелет в хлам и не заметит. Да и то — дорога-то не саева — гильдийские рабочие её и торили, и ремонтировали — поди-ка не пропусти, себе дороже: санкциями закидают: эмбарго, конфискации — весь компот, не ототрёшься потом.

  102