Последние отзывы

  8  

– Дерьмо! Позолота! – сказал он с отчётливым отвращением. – Что же ты, православный, так низко ценишь своего Бога, что таскаешь на шее подделку, а?

Человек-без-лица выпрямился во весь рост. Клацнул предохранитель, переводимый в положение для стрельбы одиночными. Человек-без-лица навёл автомат на Семёна.

– Прощай, православный, – сказал Человек-без-лица. – Отправляйся к своему нищему Богу.

В лицо Семёну ударило ослепительно белое пламя. Звука выстрела он уже не услышал…

(Санкт-Петербург, декабрь 1999 года)

Стены лабиринта, сложенные из белого кирпича, были покрыты плесенью ядовито-жёлтого цвета. С потолка свисали какие-то непонятные зелёные сопли – возможно, лианы, хотя откуда взяться лианам в сыром, вонючем и полутёмном подвале?..

Было видно, что Кирюша идёт по подвалу не в первый раз. Он сразу свернул налево, ткнулся в стену, что-то там нажал, и с протяжным скрипом участок стены поддался, сдвинулся, и за ним обнаружилась комнатка, набитая боеприпасами.

– Теперь куда? – спросил Константин Громов.

Стоя над сыном, он повязывал галстук. Галстук был хороший, немецкого производства, его полагалось повязывать по всем правилам, однако именно этих правил Громов, привыкший пользоваться офицерским галстуком на резинке, не знал и знать не особенно хотел. Галстук в свою очередь не хотел знать Громова – узлы получались кривые и самого ужасного вида. Громов перевязывал галстук уже в десятый раз.

– Теперь прямо, – отвечал сын Кирюша.

– Ух ты! – воскликнул Громов-старший, когда стальная, в заклёпках, дверь ушла в сторону, и за ней нарисовался рядовой вермахта в сапогах, каске и при пистолете.

– Hande hoch!^[6] – угрожающе крикнул рядовой, поднимая своё оружие.

Но Кирюша успел первым. Пистолет, зажатый в его выставленных вперёд руках, дёрнулся, грохнул выстрел, изо рта противника выплеснулась ярко-алая кровь, и немец, издав отчаянный крик, повалился спиной на пол. Из-за угла сразу же налетел второй, но и его Кирюша уложил в два выстрела.

– Ловко ты их, – похвалил Громов-старший.

– Это ещё что, – отозвался Кирюша с превосходством. – Вот сейчас гестаповец будет…

– Тут и гестаповцы есть? – удивился Константин.

– И не только они, – пообещал Кирюша.

Помещение, в котором он теперь оказался, было гораздо просторнее первого. Ярко светились лампы в зелёных плафонах, подвешенных под потолком. В центре помещения кто-то додумался выложить колодец, наполненный доверху неестественно голубой водой. Кирюша к колодцу не пошёл, а свернул направо – в боковой проход.

– Сейчас, сейчас… – бормотал он.

Тут прямо по курсу движения появился некто, затянутый в синюю форму, с заломленным на бровь берете и пистолетом-пулемётом «МР-41»^[7] наперевес.

– Гестапо! – с непередаваемым апломбом заявил этот новый персонаж.

– Получи! – отозвался Кирюша, азартно давя на клавиши.

Он выстрелил три раза подряд, и «синий», сказав нечто вроде: «Meine Liebe»,^[8] завалился.

– Теперь у меня есть автомат «шмайссер», – с гордостью сообщил Кирюша.

– Сколько раз тебе повторять? – немедленно укорил Громов-старший. – Во-первых, это «МР-41». У него только приклад от Шмайссера. Во-вторых, под маркой Шмайссера никогда не выпускались автоматы – только пистолеты-пулемёты. А немецкий автомат того времени выглядел совсем по-другому. Он, скорее, на автомат Калашникова похож.

– Зануда ты, папа, – проинформировал отца непочтительный подросток. – Пистолет, автомат… Главное – стреляет классно.

– Ну ладно, – сказал Константин; он всё ещё не мог справиться с галстуком. – Показывай дальше.

– Мужчины! – позвала из соседней комнаты Наташа Громова. – Вы готовы?

Громов-старший посмотрел на сына, сын посмотрел на Громова-старшего.

– Мы готовы? – шёпотом спросил Константин, пытаясь затянуть на шее созданный собственными руками и совершенно невообразимый узел.

– Мы готовы, – сказал Кирюша, поправляя бабочку, – а вы… не знаю.

– Умный больно стал, – Громов отвесил отпрыску лёгкий подзатыльник. – Акселерат, понимаешь.

Кирюша не обиделся на «акселерата», хотя значения этого слова пока не знал. Он любил отца и прекрасно разбирался, когда тот по-настоящему сердит, а когда занимается тем, что сам же иронически называет «воспитанием подрастающего поколения».

С галстуком Громов-старший так и не справился. Пришлось вмешаться Наташе, и через пятнадцать минут всё семейство наконец вывалилось из парадной дома на Серебристом бульваре, чтобы разместиться со всеми удобствами в новенькой (всего месяц назад приобретённой) «девятке».

  8