12 
– Раб божий Алексий, имаши ли произволение благое и непринуждённое и крепкую мысль пояти себе в жену сию, юже зде пред тобою видеши? И не обещался ли еси иной невесте?
– Да, – ни секунды не колеблясь и громко, чтобы все слышали, отвечал Лукашевич.
Священник обратился к невесте:
– Раба божья Зинаида, имаши ли произволение благое и непринуждённое и крепкую мысль пояти себе в мужи сего, юже зде пред тобою видеши? И не обещалась ли еси иному жениху?
– Да.
«Ну вот, – отметил про себя Стуколин. – и всех делов. Теперь я один холостой остался». Он задумался, так ли это плохо. И решил, что узнать это можно, только женившись. В планах на ближайшее будущее женитьба у Стуколина не значилась, и он отложил рассмотрение этого вопроса до лучших времён.
Трёхкратное произнесение формул «Венчается раб божий на рабе божьей» и «Венчается раба божья на рабе божьем» с последующим трёхкратным же обходом аналоя и целованием икон заняло ещё четверть часа. На этом мучительная для многих неверующих, собравшихся в этом зале, процедура закончилась, и родственники выстроились в очередь, чтобы поздравить новобрачных. Подошли и Громовы. Хмурый Кирюша вручил Зое цветы и предпринял попытку спрятаться за спиной отца. Зоя не дала ему этого сделать, присела и поцеловала в щёку:
– Спасибо, Кирилл, – очень серьёзно поблагодарила она.
Кирюша зарделся.
* * *
Саму свадьбу сыграли в ресторане с историческим названием «Варяг», снятом Лукашевичем на два дня. Долго ждать прибытия молодых, как это принято на других свадьбах, не пришлось. У Алексея в братской могиле на Пискарёвке были похоронены дед и прадед, а потому ко всем этим поездкам счастливых пар к мемориальным комплексам он относился с плохо скрываемым отвращением. Единственное, что он сделал, – это оторвался от общей кавалькады машин, свернул с проспекта на боковую улицу и где-то проплутал, опоздав к застолью всего лишь на десять минут.
Свадьбу вёл подполковник Зураб Амонашвили, старый друг семьи Лукашевичей, – лучший тамада из всех, кого знал Громов. Кроме того, на эстраде ресторана наигрывала популярные мелодии некая безымянная группа. Этим консолидирующие ресурсы ограничивались, и желающие могли не обращать внимания ни на подполковника, ни на группу, развлекая себя самостоятельно. Громов и Стуколин сели друг напротив друга и после первых тостов и холодных закусок Константин, обслужив жену, расположившуюся справа, и сына, усевшегося слева, спросил товарища:
– Есть что-нибудь новенькое?
– Есть новенький анекдот, – отвечал Стуколин, наливая себе водки из запотевшего графина и не дожидаясь согласия Громова слушать, начал пересказ: – Встречаются два российских танковых генерала в оккупированном Париже. И один другого спрашивает: «Ты не помнишь, кто господство в воздухе завоевал – мы или НАТО?»
Кирюша рядом фыркнул и подавился «фантой».
– Старенький твой анекдот, – сказал Константин, не поведя бровью. – Мне его ещё полгода назад рассказывали. Да и спрашивал я о другом.
Стуколин посмотрел на всё ещё вздрагивающего от сдерживаемого смеха Кирюшу, потом повернул голову и посмотрел на насторожившуюся и явно прислушивающуюся к разговору Наташу.
– Старый капитан заскучал на берегу? – спросил Алексей не без намёка.
– Не то, чтобы заскучал, но снасти пересохли, – в тон ему ответил Громов.
Наташа положила вилку.
– Мальчики, – обратилась она к офицерам, – может быть, хотя бы на сегодня вы забудете о делах?
Если бы Наташа знала или хотя бы догадывалась, о каких «делах» собирается говорить её муж со своим старым другом и одногодкой Алексеем Стуколиным, она не только высказала бы своё негодование по поводу неурочности диалога, но и вообще увела бы Громова от греха подальше. Но она не догадывалась.
Константин поднял руки, сдаваясь:
– Молчим, – сказал он.
Впрочем, ему не дали бы продолжить диалог и по другой причине. Зураб Амонашвили, произносивший очередной тост – что-то там о ястребе и синице, – вдруг вспомнил о двух, присутствующих за праздничным столом сослуживцах жениха, удостоенных звания Героя России. Закончив тост и проследив, чтобы все, кто ещё был в состоянии его слушать, выпили, он обратился к гостям со следующим спичем:
– Франц Меринг в своей книге «Военное искусство» отмечает безусловную храбрость русских солдат и пытается понять одно загадочное русское слово: «наши». Русский солдат, пишет историк, считает большим бесчестьем и позором оставить наших, то есть своих товарищей и всё русское войско, в опасности, и способен на самые большие жертвы по отношению к ним. Он приводит пример, когда русская гвардейская пехота, находящаяся в резерве, чуть было не бросилась в атаку вопреки приказу. При этой бойцы кричали своим офицерам: «Наши там кровь проливают, а нас держат позади, стыдно!» В такой же ситуации прусская гвардия не проявила ни малейшего беспокойства, когда их войска истекали кровью. Русские сильны словом «наши». Я предлагаю поднять бокалы за русскую душу и русское чувство локтя. За наших!
12 
