83 
– Не догма, и слава богу! – расслабился Женька и послал брачующей нимфе воздушный поцелуй.
Та в ответ даже улыбнулась. А Мария Сергеевна, не обращая внимания на коленца, что выкидывал «натурализованный» супруг, уже прикидывала в уме ближайший кабачок, где она успеет принять спиртного до обусловленного приглашёнными гостями времени «Ч». И тут как вспыхнет! Маша быстро надела тёмные очки, логично полагая, что блики предназначены толстой матрёшке на заднем плане, укутанной в фатин, за которую держался слабеющими руками парень, идеально подходящий для иллюстрации астенического телосложения в учебнике пропедевтики[128] внутренних болезней.
Ан нет! Из-за кустов выскочил Потапов и потащил их к ближайшему фонтану, где уже ожидала вся компания. И Светка с Вадимом, и Люда с Анжелой, и Бойцов, и даже покорный судьбе «рыцарь печального образа» Некопаев. Были распиты пара бутылок шампанского, и фотосессия закономерно переместилась в ту самую «Полуяпонскую кофейню Случайного Города».
Когда они, наконец, дотащились до Женькиных пенатов, развесёлые, как дворовые хулиганы после удачной вылазки, то застали за празднично накрытым столом в гостиной чопорную бабушку с камеей, приколотой к огромному кружевному воротнику, суетливую краснеющую маму Леночку, уже слегка хмельных Семёновну и Рыбу, приодетых, как на майскую демонстрацию, и яростную тётку Анну, кидающую презрительные взгляды на смазливую Анечку, что без тени смущения растекалась по Зильберману, как сгущёнка по сырнику.
– Где вы бродите, свиньи?! – завопила она вместо положенных поздравлений, едва открыв дверь.
– В кабаке! – честно грохнула компания «свиней».
– Да ну вас! – засмеялась тётка Анна, моментально сменив гнев на милость. – Раз уж на родных вам наплевать, но гости же ждут! Две почтенные дамы и де-едушка с внучкой! – И, довольная тем, что, наконец, нашёлся повод высказать давно рвущуюся наружу колкость сомнительного остроумия, весь вечер доброжелательно беседовала именно с Петром Александровичем. Так и не признав в нём того самого врача. За что и была вознаграждена искренней взаимностью – пациенты редко узнают врачей двадцать с лишним лет спустя; а врачи пациентов – тем более.
Когда за столом стало жарко, как в кузне, и череда цикличных возлияний за здоровье молодых, стариков и детей вышла на третий круг, Женька взял слово:
– Помнишь, я обещал тебе написать, что, будь ты старым негром, это было бы сложно, но не невозможно? – Он протянул Мане свернутый в трубочку лист бумаги, перевязанный бечёвкой. – Вот. Я написал. А всем остальным расскажу. К тому же это почти тост. Отчасти и за то, что ты – не старый негр…
К концу этого «тоста» Машка уже рыдала. Не столько от хмеля и усталости, сколько от счастья. Прослезились почти все присутствовавшие дамы. Слегка нахмурились Бойцов и Некопаев. Радовался, прикрыв глаза, Пётр Александрович. Радовался, что иногда в мире всё просто по местам.
С тех самых пор Машка Иванова, имевшая, в отличие от мужа, ярко выраженную склонность к фетишизму, носилась с этим текстом, «одетым» в рамочку, как с писаной торбой, раз в год перевешивая с места на место. В конце концов, сказанные им слова действительно стоили видного места. Возможно, эти страницы и есть то самое видное место, достойное подобного:
«Если бы я родился китайцем в провинции Шаньдун, у нас оставался бы ещё шанс встретиться… Встретиться. Лишь… Ей не нравятся мужчины с фенотипом кузнечика.
Пришлось бы постараться. Заняться фитнесом, более или менее прилично одеться и выучить несколько фраз абсолютно незнакомого языка, избегая воробьиного акцента. С зарплатой в пять долларов в месяц мне это, конечно, вряд ли удалось. А посему пришлось бы потратить ещё лет пять, изучая Конфуция (в подлиннике, разумеется), медитируя и…
А если бы она в это время разучивала шаманские танцы племени зулусов, вождём которого был её папочка?!
Шанс оставался бы, даже родись она в Якутии в семье почётного алкаша-оленевода. Он оставался, если бы мы встретились. Но… Боюсь, традиции её народа, привитые властной рукой близких родственников, и моя склонность к эстетствующему материализму не дали бы ему развиться.
Мне страшно подумать, что было бы, родись я пингвином на берегах Антарктиды, а она экземпляром редкого вида ночной бабочки на Мадагаскаре… Даже тогда у нас оставался шанс встретиться. Это было бы прелестно – наивно-туповатое любопытство пингвина и изящно-скоротечное восприятие бабочки с ярко выраженным суицидальным синдромом.
83 
