Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
17 
«Он что, записывает эту восторженную чушь?» – подивилась про себя Полина.
Красивая, округленькая, пышненькая, очень хорошо одетая брюнетка, сидящая рядом ниже, смотрелась в зеркальце, придавая своему лицу поочередно то высокомерное, то презрительное выражение.
– Дочка главного врача больницы водников, – шепнул Полине Станислав, заметив, куда она смотрит.
– Очень хорошенькая, – быстро сказала Полина, смутившись, и немедленно уставилась вниз.
– Ага. Роскошная женщина. Мечта поэта. В неё до смерти влюблён один там… из Винницы. В нашей общаге живёт. Хороший парень, только чокнутый. А она играется. И ведь доиграется! Даже не представляет, какой он псих. Наедине с ним такая лапушка. Как только больше трёх собираются, давай его подкалывать, мол, ему одесская прописка нужна. Да так, знаешь… очень зло. А он только молчит и хрустит. Похоже, нервы гибкость теряют.
– Станислав, меня это не интересует! – пресекла Полина, хотя ей до жути было любопытно, как именно эта девица играется с психом из общаги.
«Нет уж! Не хватало с места в карьер отхватить в этом театре амплуа женщины-друга. Может, на роковую красотку я и не тяну, но и «своего парня» этим… прецизионным станкам от меня не дождаться!»
Поля вдруг почувствовала себя такой серой мышью по сравнению с разодетой в пух и прах брюнеточкой с тем восточным типом лица, что ещё встречается у исконных чистопородных хохлушек. У неё, Поли, не было ни такой соблазнительно выпирающей груди, ни пудреницы, явно не промтоварного происхождения, ни пухлых пальчиков, унизанных колечками, как у продавщицы ювелирного, когда та для демонстрации покупателю натягивает их на себя с десяток…
«Девочка-мальчик, вот ты кто! Тощая, бесцветная доска. То-то в тебя тот престарелый танцор втюрился. Все они, танцоры, того… Да! Именно как в классической античной литературе…»
– Ну и правильно, что не интересует. У тебя тут скоро свои интересы появятся, – прокомментировал неугомонный одногруппник. – Можешь звать меня Стас. Так меня зовут пацаны. Одесские девочки Стасиком кличут. А дома, в деревне, – Славиком.
Всех, кто был в аудитории, поздравили, посвятили, отослали в библиотеку за книгами и в деканат за студенческими билетами. День был тёплый, сумбурный и весёлый. Полины одногруппники показались ей замечательными, хотя и несколько, в массе своей, глуповатыми. Учась в школе, она полагала, что школьники умнее детсадовцев, студенты интереснее школяров, а взрослые люди дадут фору любому неоперившемуся птенцу. Откуда ей было знать, что в жизни всё не так линейно.
Парни пригласили её в кафе и налили крохотную рюмку коньяку. Пятьдесят граммов. Это была её первая порция спиртного истинной градусности.
Дома ей запрещали пить даже шампанское. Каждый раз, когда за столом собирались гости, мама пресекала любую попытку налить достаточно взрослой уже дочери «газированного вина» двадцатым повтором леденящей душу истории об одной девочке, регулярно выпивавшей в родительском доме шампанское на Новый год, и теперь эта девочка – алкоголичка. Ну, то есть женщина. Падшая женщина-алкоголичка. А всё начиналось с безобидного шампанского. Следом – уже первая сигарета и вообще полный разврат в виде брака и закономерно следующего за ним развода. Все курящие алкоголички несчастливы одинаково, и никаких успехов у них ни в труде, ни в семейной, ни в личной жизни!
Гости не спорили с мамой, а Полина – и подавно. Правда, было дело, лет в четырнадцать она выпила целых два стакана вермута. Но дело было в Ленинграде. Они тогда с троюродной сестрой-ровесницей жили в университетской новостройке на Гражданском проспекте. Дядька был в геолого-разведочной партии. Тётка жила своей жизнью, а Полю и Аню отправили не то с глаз долой, не то охранять новую квартиру с новой же мебелью и прочими материальными благами. От вермута, как апогея независимости, найденного в баре отца кузины – геолога, сперва стало весело, а потом мутно. Девочки сидели на зелёном сукне профессорского стола и болтали о чём-то вечном – о любви, поэзии, театре, о том, чего это «только одного надо» этим «прецизионным станкам и бетономешалкам с розетками», и об арабских языках. О языках говорила преимущественно сестра, причём – сама с собой. Потому что Полину к тому времени уже стошнило, и она стояла под холодным душем, дав себе слово никогда-никогда ничего-ничего крепче кефира не пить.
– Анька, а ты знаешь, что такое «техника безопасности»? – спросила Поля сестру, перед тем как заснуть.
17 
