Последние отзывы

  28  

В обществе Сильвии можно было не утруждать себя поисками темы для разговора, ибо говорила почти она одна. Все, что требовалось от собеседника, – это рассеянно кивать или сочувственно хмыкать.

Сильвия описывала страшное падение братца Филиппа с чердачной лестницы, заново переживая охвативший ее тогда ужас.

Люси посмотрела на Клермонта. Наверное, ее бравый телохранитель беспрестанно зевает от скуки. Но он с увлечением слушал ее подругу, одновременно бросая спаниелям ломтики ветчины, которые те ловко ловили в воздухе.

Она заново изучала внешность молодого человека, стараясь смотреть на него глазами Сильвии. Яркий солнечный свет подчеркивал морщинки у глаз, которые на свету оказались янтарно-золотистыми. Возраст его трудно было определить точно, но ему явно было около тридцати или чуть больше. По обветренному лицу молодого человека можно было заключить, что большую часть жизни он провел на открытом воздухе.

Пожалуй, у него было лицо волевого человека, широкоскулое, с высоким лбом и твердым подбородком, и все-таки в нем таилось что-то мальчишеское, что невольно приковывало взгляд девушки, юмор, порой поблескивающий в светло-карих глазах, выразительная линия рта. Казалось, он вот-вот готов рассмеяться, как будто вспомнил веселую шутку. Люси великодушно решила, что, пожалуй, кому-нибудь он действительно может показаться привлекательным.

– Стой, негодяй! Я отрежу тебе башку и подвешу ее на рее, не будь я капитан Рок!

Клермонт вздрогнул и облил водой Джиллигана, когда рядом из-за кустов выскочили два мальчугана, неистово размахивая палками, которые изображали у них пиратские сабли.

– Простите, – смущенно пробормотал Морис, вытирая голову малыша своим носовым платком. – Они так неожиданно закричали.

– Не беспокойтесь, – засмеявшись, ответила Сильвия. – Они просто играют в капитана Рока. Теперь, после похищения Люси, – так напугавшего нас, это их любимая игра. Ой, – она поспешно прикрыла рот ладошкой, – я и забыла, что это тайна. Видите ли, адмирал рассказал по секрету папе, папа, тоже под большим секретом, маме, а мама доверила эту тайну мне… Ну что я за глупая болтушка!

Люси так и подмывало согласиться с самокритичной оценкой подруги.

– Мистер Клермонт – не какой-нибудь назойливый репортер из «Таймс», Сильвия. Он прекрасно обо всем знает. Именно после этого инцидента отец и решил нанять мне телохранителя.

Большие глаза Сильвии заблестели от восхищения.

– Но кто бы мог подумать, что наша Люси окажется такой отчаянной и смелой?! – Она проворно выхватила из цепких пальчиков братишки какого-то жучка, пока тот не запихнул его себе в рот, затем лукаво посмотрела на Люси. – Я подозреваю, что Люси не осталась равнодушной к злодею. Она краснеет всякий раз, когда упоминается его имя.

– Вовсе нет! – с негодованием воскликнула Люси, чувствуя, что у нее загорелись щеки, и низко опустила голову, надеясь скрыть предательскую краску.

Сильвия рассмеялась и быстро поднялась, чтобы пойти и принести новый экземпляр воспоминаний своего отца. Люси осталась наедине со своим телохранителем.

Однако того, чего она страшилась, – его язвительных насмешек, не последовало. Клермонт достал сигару. На лице его не было и следа улыбки, оно оставалось серьезным и сосредоточенным. Казалось, он с интересом наблюдает за играющими в пиратов детьми. То ли это солнце постепенно теряло свое тепло, то ли от молчаливой фигуры застывшего Клермонта веяло таким холодом, но Люси невольно поежилась, потуже стягивая на груди мантилью.

Люси инстинктивно чувствовала, что чем-то досадила ему, но не собиралась унижаться до расспросов. За те девятнадцать лет, которые она провела в суровом доме отца, она научилась, как никто, терпеливо переносить отчужденное молчание.

Как обычно, и не подумав спросить у нее разрешения, Морис зажег сигару и с наслаждением затянулся, затем, округлив губы, выпустил аккуратное колечко дыма. Возможно, именно это и раздражало ее в Клермонте. Он делал все с такой страстью, как будто это было последний раз в его жизни.

Люси закашлялась и прикрыла рот рукой.

Перед ее глазами, покачиваясь, как Веселый Роджер, появился безукоризненно чистый носовой платок. Клермонт улыбнулся. Сердце Люси дрогнуло.

Она годами терпела жестокое равнодушие отца, не делающего разницы между своим отношением к подчиненным и к дочери. Так же сильно страшась его гнева, как она жаждала его любви, Люси научилась быть незаметной, невидимой, подавляя все свои чувства до такой степени, что порой сомневалась, существует ли она вообще.

  28