Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
39 
— Я все понял, дорогая, — сказал он. — Но ты могла не стараться. Можешь поверить, никогда еще ты не была в такой безопасности от моих поползновений, как сегодня.
Затем без всякого стеснения Франческо снял полотенце и залез под простыню.
— Спокойной ночи, — пожелал он, положил голову на подушку и закрыл глаза.
Укрывшись в ванной, Роберта потратила на подготовку ко сну необычно долгое время. Ее стратегия сработала. Когда она вышла оттуда, Франческо уже крепко спал. Во всяком случае, дыхание его было ровным и глубоким.
Она и не надеялась, что ей удастся сделать то же самое. После событий этого вечера нервы Роберты были натянуты как струны — быстро успокоиться и уснуть казалось просто невозможным.
Ошибиться сильнее было просто нельзя. Стоило только Роберте устроиться на другой половине кровати и тоже положить голову на подушку, как на нее накатилась волна страшной усталости, и всего через пару минут она уже погрузилась в глубокий, расслабляющий сон, принесший с собой то, в чем она так нуждалась: забвение и отдохновение, пусть и временные.
Лишь через несколько часов, рано утром, ее разбудило нечто совершенно непредвиденное.
8
Роберте снился сон.
Ее пытались задушить — нос и рот закрывало что-то большое и мягкое, не давая дышать. Она отчаянно боролась, изо всех сил пытаясь отпихнуть это «что-то» от себя подальше.
Неожиданно ей начало это удаваться. Как следует вцепившись в душивший ее предмет, Роберта оторвала его от себя, давая драгоценному воздуху доступ в легкие…
Последним отчаянным усилием она окончательно отпихнула ненавистный предмет, отбросив куда-то в сторону. Однако она по-прежнему продолжала испытывать непонятный страх, стонала и металась во сне, пока не ощутила осторожное прикосновение чьей-то руки.
— Эй, Роберта… — позвал тихий мягкий голос.
Роберта на миг замерла, затем инстинктивно подалась навстречу надежным объятиям теплых сильных рук и, оказавшись в них, тотчас же успокоилась. Дыхание ее вновь стало ровным. Удовлетворенно вздохнув, она спокойно уснула…
Франческо разбудила мечущаяся во сне и жалобно стонущая Роберта. Она явно находилась во власти какого-то кошмара. Внезапно, схватив одну из подушек, которые сама же уложила на кровати в качестве барьера, она с неожиданной силой отшвырнула ее в сторону.
— Эй, — негромко позвал он, — Роберта, успокойся… Это всего лишь сон. — И вдруг, то ли к его радости, то ли к ужасу, не обращая внимания на преграду, а вернее просто перекатившись через нее, она устремилась в его объятия, как ищущее убежище испуганное животное.
Действуя чисто инстинктивно, Франческо обнял и крепко прижал к себе ее стройное, податливое тело… И немедленно понял, что совершил роковую ошибку.
— О Боже, — пробормотал он. — Что же я наделал?
Впрочем, к чему был этот вопрос? Он прекрасно понимал, что именно сделал: подчинился инстинкту, не дающему ему покоя с той поры, когда несколько дней назад он увидел выходящую у дома из машины Роберту.
Еще тогда Франческо с трудом удержался от искушения заключить ее в объятия, зацеловать до бесчувствия…
Теперь удержаться ему не удалось.
— Роберта… — прошептал он.
Надо было разбудить ее, не пугая, иначе она, без сомнения, неправильно поймет то положение, в котором оказалась, и, заподозрив его в дурных намерениях, опять спрячется за свой смехотворный барьер.
А он так и останется лежать рядом, мучаясь от невозможности что-либо предпринять.
«Роберта, пожалуйста, проснись!»
«Нет, Роберта, пожалуйста, не просыпайся!»
Мысли его были в полном беспорядке — Франческо совершенно не знал, как ему лучше поступить.
Роберта опять шевельнулась… и он почувствовал ее руки на своем теле. Боже, что же все-таки предпринять? Как поступить?
— Франческо… — сонно пробормотала она. Теперь Роберта видела сон о первых днях их брака, когда она была вольна касаться Франческо, где и как ей этого хотелось. Поэтому лучше было не просыпаться, потому что даже во сне она понимала, что спит.
— Франческо… — снова прошептала Роберта.
— Роберта… — услышала она в ответ… и проснулась.
И тотчас же поняла, что, как это ни странно, неосознанно сделала то, чего никогда бы не позволила себе в действительности: преодолела дурацкий барьер, который сама же и воздвигла.
— Франческо, — теперь уже наяву произнесла она.
39 
