24 
Виновен. Виновен. Виновен.
Разбитый, оставшийся ни с чем, он повернулся к своему подзащитному. Тот встал и, вскинув голову, посмотрел ему в глаза. Джонас увидел словно свое отражение. Кто там? Неужели он сам? Нет, Джерри... В порыве отчаяния Джонас метнулся к месту судьи. Там, на возвышении, сидела Лиз в черной судейской мантии — отчужденная, далекая. Она медленно покачала головой и смерила его грустным взглядом:
— Я не могу вам помочь.
Потом Лиз начала медленно таять. Он потянулся схватить ее за руку, но пальцы прошли сквозь нее. Она вся растаяла, остались лишь черные печальные глаза. А потом и глаза исчезли, и брат его исчез, и Джонас остался один на один с присяжными. Двенадцать равнодушных лиц надменно улыбались ему.
Джонас лежал без движения; сердце бешено колотилось. Открыв глаза, он увидел на полке целое скопление самых разных кукол. Танцовщица фламенко вскинула над головой кастаньеты. Принцесса держала в руках хрустальную туфельку. Пышно разодетая Барби раскинулась в розовой машине с откидной крышей и махала ему рукой.
Шумно выдохнув, Джонас провел рукой по лицу и сел. Заснуть здесь так же трудно, как в разгар шумной вечеринки, решил он. Ничего удивительного, что снилась ему всякая чушь. Вся комната завалена игрушками: от привычного плюшевого мишки до странного создания, похожего на синюю тряпку для пыли с глазами.
Зажмурившись, Джонас подумал: надо срочно выпить кофе. Кофе его взбодрит. Стараясь не смотреть на сотни улыбающихся кукольных личик, он оделся. Что делать дальше, он понятия не имел. Когда он застегивал рубашку, запрыгала монетка-медальон на цепочке. Птицы на улице уже щебетали вовсю. Дома, в Филадельфии, его разбудил бы шум машин — большой город просыпается рано. А здесь все другое... Под окном рос куст, на котором, словно расталкивая друг друга, теснились крупные фиолетовые цветы. Здесь не встретить старых вязов, аккуратных вечнозеленых живых изгородей и сетчатых заборов. А в том, что ему предстоит сделать, не поможет ни один свод законов. Ему не на что опереться; он не знает ни одного прецедента. Придется идти наугад и шагать вслепую.
Едва он вышел из комнаты, ноздри уловили аромат кофе. Лиз, одетая в футболку и коротенькие шорты, похожие на нижнюю часть бикини, хлопотала на кухне. И хотя Джонас не принадлежал к числу мужчин, которые с утра настроены на подвиги, любоваться длинными загорелыми ногами было приятно.
Кофе на плите. — Лиз, не оборачиваясь, намазывала маслом тост. — В холодильнике есть яйца. Когда Веры нет дома, я сухих завтраков не покупаю.
Для меня и яйца сойдут, — проворчал Джонас, направляясь к кофейнику.
Берите все, что хотите, главное — не забывайте пополнять запасы. — Она включила радио, чтобы послушать прогноз погоды. — Мне выходить через полчаса; если хотите, чтобы я подвезла вас к отелю, поторапливайтесь.
Первый глоток горячего кофе стал для него живительным нектаром.
—Моя машина в Сан-Мигеле.
Лиз села за стол и раскрыла свой ежедневник.
—Если хотите, я высажу вас у отеля «Президент» или любого другого отеля на пляже, а дальше поедете на такси.
Джонас отпил еще кофе и посмотрел на нее во все глаза. Вчерашняя бледность еще не прошла; на ее фоне особенно четко выделялись синяки на шее. Судя по черным кругам под глазами, Лиз спала не лучше, чем он. Допив первую чашку, Джонас налил себе вторую.
—А выходной взять не хотите?
Лиз впервые за утро взглянула ему в лицо.
—Нет, — просто ответила она и тут же снова уткнулась в свой ежедневник.
Значит, они вернулись к чисто деловым отношениям — только дела, и границу переходить нельзя.
Лиз, вы разве не понимаете, что вам нужно отдохнуть?
У меня много дел. Если не хотите есть наспех и давиться, скорее жарьте себе яичницу. Сковородка в шкафчике рядом с плитой.
Джонас довольно долго молча смотрел на нее. Потом, беззаботно пожав плечами, он приступил к приготовлению завтрака. Лиз не поднимала головы до тех пор, пока не убедилась, что он повернулся к ней спиной.
Вчера вечером она поставила себя в глупое положение. То, что она разрыдалась при нем, не самое страшное: кажется, он принял ее срыв как нечто само собой разумеющееся. Она не могла простить себе другого: как трепетала в его объятиях — покорная, полная желания и надежды. И его она тоже прощать не собирается.
Из-за Джонаса Шарпа она вспомнила о чувствах, которые упорно глушила в себе целых десять лет. Она очень разволновалась. Из-за него она снова хотела быть с мужчиной; она почувствовала влечение к нему. Не вырвалась, не отделалась от него с той легкостью, с какой отделывалась от многих незадачливых ухажеров. Он снова заставил ее почувствовать себя женщиной — а потом сам оттолкнул ее от себя.
24 
