Последние отзывы

  14  

– Лишний резон для вас нанять меня. Ведь ваша цель – деньги, верно? А секты – дело доходное. Если вас это успокоит, знайте, что я не исповедую никакой религии, разве только красоту. Я верую в нее, как первый христианин в Бога, – хотя у меня есть все основания усомниться в ней, ибо, похоже, я ею забыт. Однако отсутствие красоты во мне столь велико, что производит обратный эффект: я чемпион веры, я, с позволения сказать, мученик, то есть отмечен особым знаком. Знаете, что такое верить в красоту? Это значит верить, что она спасет мир.

– Да вы, месье, просто не в своем уме.

– Вот вам и еще один резон. Вы же по поводу и без повода превозносите безумие как высшую добродетель. Такой-то кутюрье талантлив, потому что он «со сдвигом», такой-то фильм гениален, потому что он «с сумасшедшинкой». Раз в кои-то веки вы имеете дело с настоящим безумцем – и будете столь непоследовательны, что дадите ему уйти?

– Мало быть безумным – нужно еще уметь подать свое безумие.

– Так чего же вам еще? Я страдаю иероним-босхизмом, называемым также катарсической паранойей!

Тут даже Этель посмотрела на меня с испугом. Моя формулировка произвела нужный эффект. Мои экзаменаторы дрогнули. Дама произнесла:

– Действительно, вы оба как будто сошли с картины Иеронима Босха.

Она выбрала настолько верный путь, что я немедля последовал за ней:

– Браво! Ваши глаза открылись, вы узрели чистейшую Красоту: стройную белокожую деву с волосами цвета старого золота, сидящую рядом со своей противоположностью – со мной, чудовищем с безобразным лицом, в котором нет ничего человеческого, ибо на нем давно не отражается присутствие Божье.

– Все дело в том, что вы особенно эффектны вместе. Но мадемуазель, насколько я понимаю, не расположена работать на нас.

– Я же не одна такая на свете, – сморозила Этель. – Подойдет любая красивая девушка немного старомодного и невинного вида.

Я проникся к ней благодарностью за эту чудовищную нелепицу, сказанную в мою поддержку, – на самом деле ее прелесть была так же несравненна, как мое безобразие.

Троица пребывала в крайнем замешательстве. Наконец они удалились совещаться в соседнюю комнату. Я воспользовался этим, чтобы поцеловать руку моей любимой, которая дала волю смеху.

– Даже я купилась на твой иероним-босхизм!

– Это слово придумал Дали. Мое новаторство только в том, что я сделал из него патологию.

– Если они тебя не примут, они полные кретины.

– Если и примут, все равно они кретины. Они тебе «тыкали» и называли «деткой», а со мной говорили на «вы» и называли «месье». В них больше уважения к уродству, чем к красоте. Они только тогда обратились к тебе «мадемуазель», когда до них дошло, что ты связана со мной. Я возмущен, что тебе пришлось из-за меня терпеть их хамство.

– Если б ты знал, как мне это безразлично!

– А мне нет.

Троица вернулась, уселась и провозгласила:

– Поздравляем, месье Отос! Вам осталось только уладить формальности.

Я просиял – скорее от облегчения, чем от радости. Этель не потеряла время зря и стала свидетельницей моего триумфа.

А я мог начинать мстить.

Фортуна улыбалась мне. Мои шестьдесят килограммов были нарасхват по всему миру.

Прозвище «Квазимодо» вернулось ко мне бумерангом? – впрочем, оно меня и не покидало. Не стоило рассчитывать на популярность с таким именем, как Эпифан. И потом, главное – нельзя было оставить кому-нибудь другому ономастическое первенство о таком мифе.

Ну да, мне пытались подражать. Как только взошла моя звезда, полчища уродов повылезали на свет, как тараканы из щелей – я не беспокоился, потому что знал: я хуже всех. Я открыл профессию урода, я делал свое дело мастерски, и никто не мог меня превзойти.

Мало было просто выйти на подиум – следовало создать себе имидж. В этом мне не было равных.

Многих интересовал мой жизненный путь. Я отвечал всякий раз по-разному, в зависимости от настроения собеседника и моей склонности к сочинительству, которая росла день ото дня:

– Когда моя мать увидела, как я безобразен, она выбросила меня на помойку. Там меня подобрал сердобольный мусорщик. Человек он был добрый, но необразованный и назвал меня Помоем, в память о месте, где он меня нашел. Когда я подрос, натура у меня оказалась чувствительная, и мне стало невыносимо жить с таким именем. Я сбежал и был похищен цыганами. Они показывали меня на ярмарках, ни один аттракцион не приносил такого дохода, как я.

  14