7

Когда, скинув рюкзачок и не думая ни о прическе, которую мог растрепать ветер, ни о том, как смешно раскраснеются щеки, Лесли побежала со всех ног навстречу утру и солнцу, Рассел ясно почувствовал, что, если не считать детей, роднее человека, чем эта девочка-женщина, у него никогда не было и не будет. А слушая ее рассказ, наблюдая за лицом, которое с каждым мгновением менялось, подумал, что с ней рядом непременно должен быть сильный разумный мужчина. Человек, способный защищать от невзгод и угадывать, что творится в ее тонкой чуткой душе.

Смогу ли стать ее спутником я? – прозвучал в голове вопрос. И сделалось не по себе, страшновато и при этом легко и отрадно.

– Моему сыну пять лет, – начал он, желая поскорее отдать свою историю на ее суд, – а дочери всего три годика. – С его губ слетел тяжелый вздох. – Я не общался с ними почти целый год.

– Что?! – воскликнула Лесли.

Томми, испугавшись, приглушенно рыкнул, недоуменно взглянул на нее, потом на Рассела, вскочил и побежал к друзьям.

– Да, почти целый год, – сокрушенно кивая, повторил Рассел. – Скучаю по ним безумно.

– Но почему?! – взволнованно спросила Лесли, вскидывая руки. – Почему не общался?

– Мы разошлись с женой, – убито проговорил Рассел. – Из-за чего – сложно сказать. Йоланда очень любит, когда ее окружают вниманием. И ей вечно казалось, что я все делаю неправильно. Наша семейная жизнь мало-помалу превратилась в череду выяснений отношений и мелких ссор. Мы терзались и мучили детей, хоть и старались, чтобы они поменьше слышали наши разбирательства. Одним словом, жили, примерно как твои родители, если судить по твоим рассказам.

– Понятно, – пробормотала Лесли со странным выражением лица. – То есть… не совсем.

Рассел поднял руки.

– Не подумай, что я во всем виню Йоланду. Такого почти не бывает, во всяком случае в отношениях между супругами: чтобы один был полностью прав, а другой совершенный злодей. Я страдал, пытался что-то исправить, но дела шли хуже и хуже. Когда мы с двумя другими инженерами начали работать над последним крупным проектом, я ушел в него с головой. А Йоланда нашла себе другого и потребовала развода… – Ему вдруг стало неловко. С Уэйном он делился своими несчастьями всегда сдержанно, фразой-другой, а в последнее время не говорил об этом ни с кем и носил свои горести в себе. От того, что о них узнала Лесли, и от страха, что она его осудит, сделалось тошно, но груз на душе полегчал. – Я не стал возражать, – снова заговорил он. – Ждать перемен было глупо, решать бесконечные проблемы становилось все сложнее и сложнее. Убитый горем, я сам вызвался ехать на Аляску, где как раз начиналась обкатка нашей установки, и улетел сразу после развода.

– А как же дети? – с недоумением в широко раскрытых глазах спросила Лесли.

– Шелли тогда было всего два годика, а Томми – четыре. Мне и мысли не пришло отрывать их от матери. И надо было очнуться от потрясения. Я решил, как только вернусь, сразу встречусь с Йоландой и мы договоримся, когда мне можно с ними видеться. По выходным, вечерами, на каникулах… Лучше всего было бы брать их, скажем, недели на две, а следующие две недели пусть бы жили с матерью. – Он замолчал. Предстояло объяснить самое сложное, то, в чем он сам до сих пор не мог толком разобраться. Молчание затягивалось.

– И? – негромко спросила Лесли.

– Я вернулся почти три недели назад, а детей до сих пор не видел, – понуро сказал Рассел. – Точнее, видел, но издалека. А они и не подозревали, что я на них смотрю.

  34