Последние отзывы

  55  

Все рано отправляются спать – охота завтра начинается спозаранку. К несчастью, погода ужасна, в горах буря. Возможно, завтрашний день пропадет для охоты.

Впервые после того, как они осыпали друг друга нескончаемыми ласками, Мария испытывает незнакомое наслаждение – заснуть в объятиях Рудольфа. Она просыпается поздно и обнаруживает его рядом. Сюрприз, чудо из чудес – он не пошел на охоту! Он не оставит ее ни на минуту. За окнами шквалы снега с дождем обрушиваются на стонущие деревья. Рудольф шутит с Марией, поддразнивает, развлекает. Как счастлива она видеть его нежным и беззаботным!

После завтрака, воспользовавшись тем, что распогодилось, они снова идут в лес. У них уже успели сложиться общие привычки! Она замечает, что Рудольф спокоен, лоб его разгладился. Раньше его тревожило обремененное заботами прошлое; теперь его глаза, как и ее, смотрят в будущее. Мгновение размышляет она о том, от чего он отказывается из любви к ней… Однажды она видела в сокровищнице корону Карла Великого – из массивного золота, инкрустированную драгоценными камнями. Она тайком посматривает на Рудольфа, мысленно примеряя древнюю корону к любимому. „Как бы он был красив… И из-за меня…“ Она не думает, чем жертвует сама – о божественном даре молодости, об ужасе приближающегося последнего часа. Ей радостно, что она будет сопровождать Рудольфа в пути, который он выбрал. Может ли она отпустить его одного в путешествие, откуда не возвращаются? Ведь он может быть счастлив только вместе с той, кого любит… Мария опасается, что сумерки плохо подействуют на любимого, и приказывает принести лампы.

– Я хотел бы написать письмо, – говорит Рудольф.

Она с беспокойством смотрит на него. „Его еще занимают дела, что-то еще привязывает его к жизни, от которой он стремился прочь?“

Он понимает ее без слов.

– Письмо матери… Есть кладбище в лесу неподалеку отсюда, в Алланде. Пусть нас положат там рядом. Те страждущие, кому мешают любить друг друга, будут приносить цветы и молиться на нашей могиле. Она всегда будет в цветах, и в нашем вечном сне мы будем слушать, что нашептывают влюбленные.

Мария тоже пишет своей матери, сестре, брату. Она просит прощения за то, что так уходит. Ее жизнь навсегда связана с жизнью Рудольфа. А здесь, на бренной земле, им не суждено обрести покой. Ее слова нежны и наивны. Она просит брата не оплакивать ее и обещает хранить его оттуда, из другого мира.

На ужине к ним присоединяется только Ойос. Принц Кобургский уехал в Вену предупредить императорскую семью, что Рудольф не приедет в Хофбург, где его ожидают к семейному ужину.

Наступает ночь. Они остаются одни, в объятиях друг друга. То молчат, то обмениваются нежными словами любви, как тысячи любовников до них. Мария не знает, какое решение принял Рудольф, когда наступает конец. Она спит, полная доверия, счастливым сном ребенка. Ночь убаюкивает Марию. Ей что-то привиделось в забытьи, и она улыбается. Она не чувствует, как Рудольф осторожно поднимается с постели, не слышит ни едва заметного скрипа, ни звука выдвигаемого ящика, ни щелчка стального курка… Она не видит, как в неясном свете, чуть струящемся от окна, неслышными шагами приближается к ней сказочный король ужасов.

Первый выстрел разбудил Лошека, спавшего поблизости. Еще не совсем проснувшись, он не сразу разобрал, откуда донесся звук выстрела. Кто-то охотится, наверное… И все же он поднялся с постели. В тот момент, когда он входил в прихожую перед комнатой принца, раздался второй выстрел. Он бросился к двери – она была заперта. На звук выстрелов прибежал граф Ойос. Вместе они взломали дверь.

На постели лежала Мария Ветцера, покрытая розами. Смерть сразила Марию во сне, не нарушив выражения умиротворенности на ее лице.

Поперек постели был распростерт бывший наследный принц Австро-Венгерской империи, его череп был наполовину снесен выстрелом револьвера в правый висок.

ЭПИЛОГ

В среду утром, после одиннадцати, мадам Шратт, как всегда нарядная и бодрая, пришла к ожидавшей ее императрице. Та приняла ее в своей спальне, и между двумя столь непохожими, но близкими императору женщинами завязалась легкая беседа. Мадам Шратт умела развлечь императрицу.

В этот момент дверь, ведущая в салон для приемов, открылась и вошла одна из фрейлин императрицы, самая приближенная к ней, мадам Ференци. Вопреки всегдашней ее выдержке, на этот раз лицо фрейлины было неузнаваемо растерянным. Императрица, показывая на нее мадам Шратт, сказала, усмехаясь:

  55