очень нудно 
4 
В этот день он беседовал со своим единоверцем, стариком Блюмом, директором и собственником газеты „Нойес винер тагблатт“, от которого у него не было секретов. Речь шла об одной из сложных проблем внутренней австро-венгерской политики. Собеседники обсуждали ее со всеми нюансами, с той склонностью к диалектике, которая свойственна их нации. Разговор коснулся и императора. Надежды на благоприятные изменения при его жизни не было никакой.
– Он уже выглядит стариком, – сказал Шепс.
– Ему, однако, только пятьдесят восемь, с десяток лет он еще сможет прожить, – возразил Блюм. – Он не отличается умом и ничего не понимает в тех проблемах, которые нас волнуют, но в ловкости ему не откажешь, и с тем малым багажом, которым он располагает, ему удается проводить чуждую нам линию и добиваться своих целей, обходя возникающие препятствия.
– К тому времени, когда его не станет, – сказал Шепс, – страна будет в таком состоянии, что можно ожидать самого худшего – революции, крови, сепаратистского движения, которое разрушит империю. И когда я думаю о том, кто рядом с ним, о его восхитительном сыне!.. Ах, Блюм, такого наследного принца Австрия никогда не имела и, осмелюсь сказать, она его не заслуживает. У нас был бы наконец современный монарх, способный к восприятию самых передовых, самых плодотворных идей. Какое будущее ожидает Европу! Фридрих III на германском троне, Рудольф на австрийском и венгерском – это был бы конец реакции во всем мире. Даже в России… Какое будущее, но также и… – он понизил голос, – какие опасения! Великое будущее, но связанное с жизнью всего лишь одного человека!.. Меня многое беспокоило. Он несчастлив в семье, его жизнь – постоянный конфликт с женой, ограниченной, обладающей тяжелым характером. Ему необходим покой, повседневная благожелательная поддержка. А вместо этого – бесконечные ссоры, слух о которых просочился и через толстые стены Хофбурга. А в итоге? – Он еще более понизил голос. – Принц ищет забвения в распутстве…
При этих словах Блюм расхохотался и прервал Шепса.
– Ну есть ли от чего, дорогой мой, приходить в ужас? Разве это первый принц-наследник, которому хочется поразвратничать? В годы бурной молодости Генрих V Английский позволял себе в тысячу раз больше, чем Рудольф, что не мешало ему стать великим сувереном. Да они не первые и не последние. Это почти обязательная школа для тех, кто готовится царствовать. Все это доказывает, что наш наследник – нормальный человек и живет соответственно.
– Но может разразиться скандал, – возразил Шепс, которого не убедили эти доводы.
Блюм рассмеялся снова.
– Никто лучше хозяев Хофбурга не умеет тушить скандалы. Они не первоклашки. Пусть наш друг забавляется в свое удовольствие, пока МОЛОД… gaudeamus igitur juvenes dum sumus,[2] – пропел старик. – А так как у нас есть возможность быть все время в курсе дел, последим за ним, чтобы кто-нибудь нежелательный не втерся к нему в доверие. Пока он ограничивается тем, что ужинает с молоденькими красотками, опасность невелика. А вот если он попадет под каблук какой-нибудь ловкой женщины, тогда забьем тревогу… Он никогда не беседовал с вами о своей частной жизни?
– Никогда, да я того и не желаю. Это опасная почва, на которую я бы не рискнул ступить.
– Попытайтесь все же узнать при случае. Когда вы рассчитываете его увидеть?
– Завтра он едет в Будапешт, а по возвращении назначит мне встречу… Ах, эти свидания в Хофбурге, с какой радостью, но одновременно с каким страхом я иду на них… Представьте себе, какой страшный шум поднялся бы, если бы меня встретили и узнали. Но принц – ловкий человек, да и я каждый раз принимаю все меры предосторожности. В следующую встречу надену темные очки…
II
ХОФБУРГ
Почему в облике королевских дворцов нередко проглядывает нечто печальное? Быть может, дело в обезличенности и монотонности фасадов, которые надежно скрывают проходящую там жизнь? Или в повторяющейся череде одинаковых окон, считающейся признаком высокого искусства? Или в отсутствии всякой фантазии и малейшей индивидуальности? Кто знает? Хофбург, где воспитывался и жил Рудольф, был, возможно, одним из самых сумрачных королевских дворцов Европы. Все комнаты его выходили в более или менее просторные внутренние дворы без единого деревца, без единого цветка, без зелени. Сюда не проникал ветер, не залетали птицы, и, так как ни одно окно не открывалось и никто не бросал им крошек, даже вездесущие воробьи никогда не оживляли своим писком высокие стены Хофбурга.
4 
